О КРЕЩЕНИИ БЕЗ КАТЕХИЗАЦИИ

Чему научил нас 1917 год

Ежедневно в наших храмах совершаются сотни Крещений. Но если бы одно только Крещение, без веры и катехизации, делало людей воцерковленными, то за истекшие двадцать лет воцерковилось бы подавляющее большинство наших сограждан. Все мы прекрасно понимаем, что это не так. И нам кажется чрезвычайно важным начать в «Фоме» диалог на эту тему. В этом номере своими размышлениями с нами делится  протоиерей Олег Николаев, президент благотворительного фонда «Благовест», настоятель храма во имя Святой Троицы в Бердянске, Украина.

Сейчас много говорится о новомучениках, об опыте их веры, об их исповедническом подвиге. На сегодня — с 2000 года — канонизировано уже более 2 500 человек. Но зачастую кроме этого факта о них почти никто ничего не знает. Кто эти люди? в чем их подвиг? почему мы должны им подражать? все это для большинства христиан, даже воцерковленных, до сих пор остается неизвестным. Между тем их опыт может быть очень полезен нам в деле катехизации. В том числе чтобы не допустить того, что случилось с Церковью и нашим народом в 1917 году.
Чтобы разобраться в этом, наверное, в первую очередь стоит понять, какой урок преподают нам новомученики.
Действительно, почему страна, где подавляющее большинство населения было вроде бы церковным, в конце концов чуть не уничтожила ту Церковь, к которой якобы принадлежала? Почему люди, которые еще вчера ходили в храмы, на следующий день вдруг либо становились палачами и вандалами, либо молча, со стороны наблюдали за разрушением храмов и убийством священников и их семей?
Конечно, мы знаем и примеры деятельной защиты православными своих святынь. К примеру, в 1918 году большевики были вынуждены выпустить из тюрьмы арестованного за неделю до этого епископа Омского Сильвестра, так как после его ареста в городе в знак протеста начались забастовки. Известны случаи, когда за священников и архиереев заступались рабочие — главная социальная база большевиков. Однако эти примеры не меняют всей картины, их было все-таки не так много. По данным Православного Свято-Тихоновского  гуманитарного университета, количество верующих, пострадавших за свои убеждения, составило, согласно разным оценкам, от 500 тысяч до 1 миллиона человек. Сотни храмов и монастырей были разрушены или закрыты, Церковь отстранили от общественной жизни, запретив заниматься чем-либо, кроме совершения богослужений. Фактически Церковь земная как будто проиграла.
Так почему же это стало возможным? Характерный эпизод приводится в одном из жизнеописаний новомучеников. У революционного матроса, который арестовывал священника, прихожане спросили: «Как ты можешь так поступать, разве ты не читал Евангелие?» На что он, смеясь, ответил: «А нам его никто и не читал, только целовать давали».
Исполнение обрядов без живой жизни во Христе стало печальной практикой в предреволюционные годы. Современники революционных событий с горечью вспоминают, что даже среди семинаристов было распространено безразличие к вере. Митрополиты Вениамин (Федченков) и Евлогий (Георгиевский), как и многие другие авторы, подробно описывают в своих мемуарах масштаб проблем в Церкви того времени. Примеры миссионерской или катехизаторской работы были исключением. А пока молчала Церковь, не теряли времени будущие революционеры и агитаторы. Они первыми поняли, что распространение информации является одним из главных способов усиления своего влияния. Пока священники давали прихожанам только целовать Евангелие, не объясняя того, что в нем написано, большевики и социалисты читали и объясняли «Капитал» Маркса и «Что делать?» Чернышевского. В итоге именно революционеры выиграли битву за души. Конечно же, Церковь небесная от этого только приросла святыми. Но Церковь земная была поругана. И не вынести уроков из тех страшных событий было бы для нас настоящим безумием!

Но говорить об этом можно, и хоть каждый день, а что же на деле? С чего, например, должна начинаться жизнь человека в Церкви? Конечно, с Крещения. И у человека, принявшего когда-то это Таинство, вся жизнь должна быть непременно связана с Церковью. А как же иначе? Ведь он стал христианином!
Ежедневно в наших храмах совершаются сотни Крещений. Хорошо ли это? Безусловно! Только, если бы одно только Крещение, без веры и катехизации, делало бы людей автоматически верующими христианами, то за двадцать лет, которые прошли со времени снятия запрета на деятельность Церкви, была бы воцерковлена вся страна. И тогда бы Церковь процветала и могла бы не только исполнять свое прямое предназначение — спасать души, но и с успехом заниматься социальным служением! А новоиспеченные христиане проводили бы демонстрации с требованием строительства новых и новых храмов под лозунгом: «Нам негде молиться!». Реальность же такова, что при активной обрядовой жизни Церкви, которая затрагивает практически все население, никакого массового воцерковления так и не произошло.
Желающие сами принять Крещение или крестить своих детей нередко о Христе и знать ничего не хотят. Иногда диву даешься, слушая ответы отдельных людей на простой вопрос: «Зачем вы хотите креститься или крестить ребенка?» Некоторые просто пожимают плечами, а чаще желание принять Крещение имеет прямо-таки языческую мотивацию: «Вдруг болеть перестанем, дети спать лучше будут или от сглаза спасет...» Многими движет традиция: «Мы живем в православной стране, мои родители были крещеными, я — тоже, значит, и детей надо окрестить». И поэтому в современном обществе мы видим так много вроде бы крещеных людей, для которых Таинство Крещения осталось лишь формальным актом. Неудивительно, что многие из таких «православных» потом ушли в секты, а иные даже стали гонителями и хулителями Церкви, сознательными борцами с христианством. Все просто: свято место пусто не бывает.
Получается, что подобно тому, как люди до революции выполняли обряды, иногда не понимая их смысла, так и теперь люди крестятся, крестят детей, но зачастую жить по-христиански не собираются. А это значит, что духовная сторона жизни от них остается сокрытой, что размыты и неясны их духовные ориентиры. Люди не могут отличить добро от зла, а ложь от истины, но со всех сторон они слышат рассказы о жирующих попах на иномарках, о несметных церковных сокровищах, о внутрицерковных проблемах, которые мы зачастую просто замалчиваем вместо того, чтобы самим признавать, что мы тоже можем ошибаться, и в итоге отдаем их на откуп светским СМИ. А многие из них, как известно, не отличаются «лояльностью» по отношению к Церкви, некоторые же просто питаются атмосферой скандалов, и лишний «жареный» сюжет для них — лакомый кусочек. И когда мы не даем оценку тем или иным негативным событиям, происходящим в церковной жизни, за нас это с удовольствием делают наши недоброжелатели. Так люди, ничего не знающие о Церкви, получая со всех сторон отрицательную информацию, перестают быть просто пассивными и номинальными христианами: они зачастую становятся враждебными по отношению к  Церкви.
Я чувствую это на себе самом практически каждый день: когда иду по улице, когда покупаю продукты в магазине или на рынке, когда общаюсь с представителями власти. Очень многие из них (да почти все) крещены и считаются формально православными христианами. Но живут ли они как христиане? Участвуют ли в церковной жизни, живут ли жизнью духовной? И когда встает вопрос о том, что нужно, к примеру, как-то или чем-то помочь Церкви или хотя бы не мешать, то они этого делать не хотят, потому что представители Церкви в их глазах — жалкие надоедливые попрошайки! Соотносясь с опытом святых отцов, я не могу твердо решить, являются ли эти крещеные люди членами Церкви, христианами. Формально — да, а на самом деле? Может ли считаться христианином человек, не живущий церковной жизнью, не участвующий в Таинствах?
Мы отмахиваемся от этих вопросов, как и десятилетия назад, исполняя обряды и недостаточно усердно занимаясь миссией и катехизацией, и сами готовим почву для новых гонений на Церковь. Мы загоняем себя в те углы, из которых потом не находим выхода. Поэтому возникает вопрос: стоит ли и дальше принимать в лоно Церкви всех подряд, не разбираясь в мотивах, если 20-летний результат уже налицо? Стоит ли сразу крестить всякого желающего, не объяснив ему, что такое — быть христианином? Не объяснив, какая огромная радость — быть Христовым, но и огромная же ответственность! Не лучше ли вспомнить, что Церковь — это малое стадо? Малое, но верное.
Именно поэтому я очень радуюсь, когда узнаю об инициативах многих епархий Русской Православной Церкви, которые указами правящих архиереев ввели обязательную подготовку перед Крещением. Ведь одно дело — сказать об этом в устной форме, к примеру, на епархиальном собрании: ну, сказали — хорошо, поговорили о том, как это нужно и своевременно, и… забыли до следующего собрания. А другое дело — письменное распоряжение владыки. Тут уж забыть будет сложнее! В тех епархиях, где таких распоряжений нет (а их большинство), есть, конечно, приходы, на которых тоже введена практика оглашения. Но приходов таких катастрофически мало. И только стараниями отдельных приходов проблему формального подхода к Крещению не решить. Человек, не желающий ничего и слышать о вере, о Боге, не понимающий смысла Крещения, но имеющий настойчивое желание добиться его любой ценой, потому, что кто-то сказал, что это «нужно для счастья», с легкостью найдет священника из другого прихода, где нет катехизации.
Помню, у нас был анекдотический случай. Лето в нашем городе — пора не просто жаркая. Население нашего маленького Бердянска увеличивается в курортный сезон минимум в пять-шесть раз! И, конечно, наш город очень популярен для отдыха у россиян. Так вот, однажды к нам в храм пришел молодой человек из Сургута с просьбой крестить его самого и его маленького сынишку. На мой вопрос: «А почему вы не хотите сделать этого у себя дома?» — он откровенно ответил: «Да, понимаете, у нас с этим строго! Надо какие-то курсы проходить, и долго. А мы не хотим. А я слышал, что у вас этой лабуды нет и всех крестят без проблем». Пришлось его разочаровать: «Крестим мы, конечно, всех, и без проблем, но после курсов… ну, той самой “лабуды”». И надо же было такому случиться: угораздил ведь его Господь прийти именно в наш храм — единственный в городе, в котором есть катехизация!
 Порадовался я за духовенство Сургута, знаете, такую вот реальную братскую близость со священниками сургутскими ощутил! Только вот креститься этот молодой человек ушел в другой храм моего родного Бердянска. В тот, где без «проблем» и нет той самой катехизаторской «лабуды».
Из истории мы знаем, что и перед 1917 годом очень многие из числа духовенства занималась не только требничеством. Как правило, это были те, которые впоследствии и стали мучениками. Такие пастыри были яркими проповедниками, миссионерами или организаторами социальных благотворительных проектов. Но, к сожалению, не они оказались услышаны русским народом, их голос почему-то оказался слабым.
История имеет одно странное свойство: если из нее не выносят уроков, она повторяет их, словно заставляя нас делать, как когда-то в школе, работу над ошибками. И если мы сейчас думаем, что все еще успеется, то завтра может быть уже слишком поздно…
Именно поэтому особенно важно сейчас обратить наше внимание не только на сам исповеднический подвиг новомучеников, но и на их миссионерский и катехизаторский опыт, опыт не только привлечения людей в Церковь, но и их духовного просвещения. Иначе общество со временем станет подражать тем, кто ненавидел и гнал Церковь в начале XX века, только теперь оно станет ненавидеть и гнать уже нас…

Автор: ГОЛОВИН Влад

Источник: www.foma.ru

НЕ ОШИБИТЬСЯ ДВЕРЬЮ

или Почему люди не уходят из Церкви

«А мы все ставим каверзный ответ и не находим нужного вопроса», — эти слова Владимира Высоцкого приходят мне на ум каждый раз, когда в православной периодике появляется очередная статья о причинах ухода людей из Церкви. Сразу поясню: я ни в коем случае не считаю, будто такой проблемы не существует и, следовательно, подобные публикации беспредметны и никому не нужны. Проблема существует, говорить о ней надо. Но сама постановка вопроса «почему люди уходят из Церкви?» является, на мой взгляд, ошибочной и малопродуктивной. Куда важнее сейчас выяснить совсем другое: зачем они туда приходили? Ведь даже ребенку понятно, что если человек откуда-то уходит, значит, ему там было плохо, значит, он не получил того, чего ожидал получить, и поэтому ушел искать лучшей доли в другом месте. Таким образом, любые варианты ответов на первый вопрос неизбежно сведутся к более-менее объективному набору внутрицерковных неправильностей и искажений, которые следует срочно устранить. И тогда люди перестанут, наконец, уходить из Церкви. Казалось бы, вот он — готовый рецепт! Но, увы, получить по нему лекарство мы не сможем ни в одной аптеке. Потому что, согласно христианскому вероучению, Церковь — богочеловеческий организм. И все искажения, перекосы и ошибки в церковной жизни являются прямым следствием несовершенства и греховности человеческой составляющей этого организма. Еще в IV веке преподобный Ефрем Сирин писал, что Церковь — это не только сообщество святых, но и толпа кающихся грешников.
Нестроения в Церкви были всегда. Во всей ее истории мы не сможем отыскать ни одного периода, свободного от тех болячек, которые мучают нас сегодня. И что проку задаваться вопросом, ответ на который в целом и так очевиден: люди уходят из Церкви из-за тех недостатков, с которыми они там столкнулись. Всё — точка! Дальше остается лишь закрыть тему и с горечью признать, что искоренить эти недостатки мы вряд ли когда-нибудь сможем.
Однако у этой проблемы есть еще один важный аспект: далеко не все люди уходят из Церкви. В подавляющем большинстве они почему-то все же остаются, хотя изъяны церковной жизни известны им отнюдь не понаслышке. И здесь мы как раз вплотную подходим к вопросам: зачем люди вообще приходят в Церковь? чего ждут от нее? что надеются там обрести? И самое главное: стоило ли им искать ожидаемое именно в церковной ограде?
Ведь все человеческие учреждения созданы для определенных целей, и в каждое из них мы отправляемся именно за той надобностью, которую это учреждение должно нам обеспечить. Наверное, никому не придет в голову отправиться в библиотеку для того, чтобы пообедать или, например, помыться. Хотя там действительно есть умывальник для персонала, а библиотекарь может поделиться с вами прихваченными из дома бутербродами. Но большинство нормальных людей все-таки ходят в библиотеку за книгами. А мыться — в баню. А обедать — в кафе или столовую.
Церковь, конечно же, нельзя поставить в один ряд с другими организациями или учреждениями, поскольку она создана не людьми, а Богом. Тем не менее она тоже имеет вполне определенную цель своего существования, своей деятельности. И знать об этой цели нам всем необходимо хотя бы для того, чтобы не ошибиться дверью, спутав Церковь с чем-то еще.
Вот как пишет о христианском понимании этого вопроса архиепископ Аверкий (Таушев):
«Цель, с какой основана Церковь Христова, — спасение душ в жизнь вечную, а потому никаких чисто земных целей, земных задач истинная Церковь Христова не может, не должна себе ставить.
Это совсем не значит, что она вовсе должна быть отрешена от земли и от всего земного — нет! — но это значит, что она должна быть выше всего временного, земного: на все земное смотреть и все земное расценивать с возвышенной высоты своего положения — со стороны своей высокой цели, своего высокого назначения — вечного спасения людей. Все, что на земле содействует этой высокой цели, для Церкви приемлемо и Церковью одобряется и благословляется; все, что достижению этой цели мешает, так или иначе препятствует, — для Церкви неприемлемо, Церковью отвергается».
Казалось бы, все здесь ясно: в Церковь нужно идти за спасением. Но что же это такое — спасение? Когда речь идет о пассажирах тонущего корабля или о людях, машущих руками из окон верхних этажей горящего дома, то никаких дополнительных объяснений не требуется. В таких случаях спасение — это избавление от неминуемой гибели тех, кто уже не может помочь себе сам. Однако если додумать эту мысль до конца, нетрудно убедиться в том, что все мы, вне зависимости от внешних обстоятельств нашей жизни,
находимся именно в таком положении. С самого момента своего рождения каждый человек обречен на смерть, которая обязательно настигнет его, раньше или позже. И разница между терпящими бедствие жертвами пожара и благополучным обывателем, который с чашечкой кофе в руке смотрит телевизионный репортаж об этом пожаре, совсем невелика. По сути, его положение столь же безвыходно, вот только смерть его пока отсрочена на неопределенный срок, который может растянуться на несколько десятилетий, а
может истечь и через минуту. Так нуждается ли он в спасении? Ответ, по-моему, очевиден.
Все мы живем под этим дамокловым мечом грядущей смерти, на холодном лезвии которого все население Земли тускло отражается как
одно огромное кладбище.
«Тот жил и умер, та жила / И умерла, и эти жили / И умерли; к одной могиле / Другая плотно прилегла», — эти простые и горькие слова Арсения Тарковского констатируют бесспорный факт: жизнь каждого из нас закончится тем, что мы умрем. И окружающие нас люди тоже умрут.
Так ради чего все это было? Ради чего страдания и радости, подлость и героизм, борьба, любовь и мучительная попытка понять свое предназначение в этом мире? Есть такой тезис: мы живем ради своих детей, или, более широко — ради будущих поколений. Но это тоже не добавляет жизни смысла: будущие поколения умрут точно так же, как и предыдущие. Нуль, умноженный на любое число, все равно продолжает быть нулем. И что же остается? Трудно сказать об этом точнее, чем царь Давид: Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь, ибо проходят быстро… (Пс 89:10).
А дальше… Дальше — смерть, темнота, небытие. И можно лишь постараться наполнить эти жалкие, все быстрее и быстрее пролетающие годы хоть какими-нибудь удовольствиями и радостями, чтобы не сойти с ума от бессмыслицы собственного существования. Но много ли стоит радость, наслаждаясь которой все время приходится чувствовать себя Золушкой на балу
и помнить, что таймер включен на обратный отсчет?..
Церковь открывает людям совершенно иную перспективу. Она утверждает, что существование человека вовсе не ограничено несколькими десятилетиями его земной жизни, а смерть тела не прекращает бытие человеческой личности. Напротив, именно после физической смерти эта личность входит на новый, неизмеримо больший этап своего существования: она наследует Вечность. Впрочем, о посмертной жизни души учат почти все религии мира, но Церковь и здесь открывает человечеству принципиально новую истину — всеобщее воскресение. Оказывается, не только души, но и тела наши не уничтожаются смертью окончательно и необратимо. В назначенный срок Бог восстановит телесность каждого из умерших, причем эти обновленные тела будут обладать удивительными, неизвестными нам ныне свойствами: они не будут нуждаться в питании, окажутся способными мгновенно преодолевать любые расстояния и материальные преграды, не будут подвержены страданиям, болезням и вообще каким-либо опасностям. А самое главное — они больше никогда не умрут. Вместо всепланетного кладбища, ежегодно пополняющегося десятками миллионов новых могил, нас ожидает новый, прекрасный мир, наполненный воскресшими людьми, над которыми смерть уже не будет иметь никакой власти. Именно таким, по учению Церкви, будет финал истории человечества, уготованный ему любящим Богом.
Но для того, чтобы наследовать все эти блага жизни будущего века, каждый из нас должен подготовить себя соответствующим образом. По слову преподобного Иоанна Дамаскина, «и в будущем веке Бог всем дает блага — ибо Он есть источник благ, на всех изливающий благость. Каждый же причащается благу, насколько уготовал себя воспринимающим». Именно ради этой подготовки к благой вечности и дан людям короткий, но очень важный период земного бытия.
Вот здесь очень часто и возникают недоумения. Как это — подготовить себя к принятию благ? А разве мы и так уже не готовы? Ведь
благо — это по определению что-то очень хорошее, полезное, избавляющее нас от страданий, делающее нашу жизнь светлой и радостной. Неужели для восприятия благ нужно себя как-то особенно готовить? Бог дает тебе их — ну так бери и пользуйся!
Однако даже наш повседневный жизненный опыт опровергает подобное рассуждение и свидетельствует о том, что человек сплошь и рядом оказывается неспособным принять даже те блага, которые Бог ему подает в земной жизни. Убедиться в этом совсем несложно — достаточно лишь более внимательно посмотреть на себя и вокруг себя именно под таким углом зрения. Самый простой и очевидный пример отвергнутого блага — здоровье. Ведь никто не станет утверждать, будто быть здоровым — плохо. Бог дает человеку здоровье, но огромное множество людей почему-то живут так, будто целенаправленно стремятся от этого блага избавиться. Пьянство, курение, обжорство, малоподвижный образ жизни… И самое интересное: никто ведь не возьмется утверждать, будто благом является цирроз печени, холецистит или рак легких. Нет, все люди твердо убеждены в том, что именно здоровье — благо. Но вот воспринять его очень и очень многие не желают с каким-то поразительным упорством. К сожалению, примерно ту же картину мы увидим и во всех остальных сферах нашей жизни. Ведь каждый человек за благо признает мир и согласие. А вся история человечества — это история кровопролитных войн. Всем сегодня известно, что леса — зеленые легкие нашей планеты. Но именно в наши дни человек стремительными темпами лишает себя этих легких, так же, как и многих других богоданных благ: чистой воды, почвы, воздуха.
Наконец — любовь! Самое безусловное благо из всех существующих, которое тысячелетиями воспевают все культуры мира, называя любовь не иначе как Божьим даром. Казалось бы, все люди к ней стремятся, все хотят осуществить этот дар в своей жизни, но как же часто вместо любви человеческие отношения сводятся к ревности, зависти, взаимному осуждению и даже откровенной ненависти!
Если на этом печальном фоне вспомнить слова Иоанна Дамаскина о том, что «каждый приобщается благу, насколько уготовал себя
воспринимающим», то неизбежно придется признать: мы не готовы принять посылаемое нам от Бога благо даже в этой временной жизни. Что же будет, если с той же степенью готовности мы получим дары жизни будущего века? Ответ очевиден, но неутешителен: перетащив в вечность свои духовные болезни и несовершенства, мы рискуем навсегда остаться в этом нелепом положении собаки на сене. Здоровье, любовь, радость и множество других благ будут обильно подаваться нам Богом, но мы никогда не сможем к ним приобщиться, так и оставшись навечно раздражительными, обидчивыми, ревнивыми и завистливыми. Такое посмертное состояние
куда страшнее самой смерти и мало чем отличается от состояния падших духов, о которых все тот же преподобный Иоанн Дамаскин говорит: «Бог и диаволу постоянно предоставляет блага, но тот не хочет принять».
Можно, правда, подумать, что если речь идет просто об отсутствии желания, то и проблемы-то особой нет. Сегодня я не хочу чего-то, а завтра, глядишь, мне этого и захочется. К сожалению, все обстоит гораздо сложнее и печальнее. Даже бросить курить многие люди оказываются не в состоянии, несмотря на самое горячее желание избавиться от этой дурной привычки.
Но есть ведь гораздо более тонкие и скрытые качества души, которые вообще непонятно как в себе исправлять. Например, захотел человек перестать завидовать, или обижаться. И что ему делать? Какой мускул тут нужно напрягать? Персонаж пьесы Чехова утверждал: «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». С христианской точки зрения это очень верная интуиция, жаль только, что практических рецептов осуществления этой программы великий русский писатель так и не
предложил. Конечно, одежду и лицо привести в порядок можно довольно быстро, была бы только охота. Но вот как быть с душой и мыслями? Ведь каждый человек точно знает, что в его мыслях и в душе живет много такого, что сам он считает плохим, недолжным и даже отвратительным. Можно ведь и не совершать в реальной жизни ничего предосудительного, но мысленно уходить в такие сферы, о которых вслух не расскажешь даже самому близкому человеку. И что делать с этой бедой, как от нее избавиться, как сделать свою душу прекрасной и свободной?
Очевидно, что сам человек на это неспособен, ему необходима помощь, и остается лишь выяснить: к кому следует за ней обратиться.
Одежду можно почистить в химчистке, лицо у косметолога, но кто поможет человеку очистить душу от той грязи, которая мешает ему наследовать блага Жизни Вечной? Разумно предположить, что обращаться за такой услугой можно лишь к тому, кто сам свободен от всего грязного. Но среди людей такую чистоту найти просто не получится, поэтому решить эту проблему можно единственным способом — обратиться за помощью к Богу.
Вот мы и подошли вплотную к тому, ради чего люди остаются в Церкви, невзирая на все проблемы, неполадки и сложности, существующие внутри нее. Ведь Церковь — это не просто какая-то совокупность храмов, монастырей, епархий, семинарий и прочих учреждений религиозного характера. В греческом оригинале Евангелия Церковь названа словом «экклесиа», что в буквальном переводе означает «собрание». А собираются в Церковь как раз те люди, которые поняли, что сами не в состоянии очистить себя от греховной грязи, осознали себя погибающими и потому обращаются к Христу за помощью. Но мало было бы радости и смысла в том, чтобы просто собраться и сообща сетовать Богу на свою поврежденность, если бы эти просьбы о помощи оставались безответными. Из такого унылого собрания люди довольно быстро разбрелись бы каждый в свой угол горевать поодиночке. Конечно же, Господь
щедро подает Свою благодатную помощь Церкви, и это твердо знает каждый, кто хотя бы однажды искренне, от всей души покаялся
в своем грехе, причастился Святых Христовых Тайн и почувствовал вдруг, что Бог очистил его от влечения к этому греху.
В сущности, Церковь — это своего рода больница, где врач — Христос, а пришедшие к Нему люди — больные, надеющиеся на исцеление своих духовных недугов. Но до конца понять, что же такое больница, может, наверное, лишь тот, кто хотя бы раз лежал в хирургическом отделении. Там может плохо пахнуть от чужих гноящихся ран. Там порой невозможно уснуть от стонов соседей. Там люди бывают раздражительными и грубыми от мучающих их болей. Находиться в хирургической палате крайне неприятно, но у всех больных есть очень серьезная причина оставаться в этом неуютном помещении: там есть врач, способный их вылечить.
Люди понимают, что в другом месте надежды на выздоровление у них нет, поэтому остаются в пропахшей лекарствами и страданиями палате, принимают таблетки, соблюдают режим… Они надеются на исцеление, надеются на то, что хирург сможет сотворить чудо — сделать их здоровыми, спасти им жизнь. И все неприятности окружающей обстановки отступают на задний план перед этой надеждой. Даже когда твоя кровать стоит в коридоре из-за нехватки мест, когда финансирование в больнице из рук вон плохое, а санитарки неприветливы и грубы — это уже не важно. Если ты точно знаешь, что хирург в этой больнице хороший и свою работу делает на совесть, то останешься там несмотря ни на что. Потому что пришел ты туда отнюдь не за комфортом и не в поисках приятного общества.
Нечто подобное происходит и в Церкви. Если человек ищет в ней не исцеления своей больной души, а чего-то иного, если он не ощутил в себе той страшной поврежденности грехом, которая закрывает от него Небо, то рано или поздно его церковность подвергнется серьезному испытанию. Какое-то время его может привлекать новизна самой атмосферы богослужения, красота пения и икон, приятный запах ладана и ощущение защищенности от житейских невзгод. Он может также восхититься глубиной мысли христианских авторов и не один год наслаждаться освоением необъятного богословского наследия Церкви. Его будет радовать общение с приятными и интересными людьми, он сможет обсуждать с добрым и мудрым батюшкой различные вопросы мировоззренческого характера. Наконец, у каждого человека есть глубинная потребность в обращении к Богу. И где же, как не в Церкви, ее можно удовлетворить наилучшим образом? Тут можно и помолиться, и поставить свечу перед иконой, и молебен заказать…
Все это, конечно же, хорошо. Но степень воцерковления христианина определяется вовсе не частотой посещения богослужений и не количеством прочитанных умных книг, а его стремлением наиболее полно осуществить в себе идеалы Евангелия. В какой мере мы решились каждую минуту своей жизни поверять Евангелием свои мысли, слова и поступки, в той мере мы и приобщаемся Церкви. И если верующий человек через свою церковную жизнь так и не пришел к осознанию собственного бессилия даже перед самой ничтожной страстишкой, живущей в его сердце, если не научился постоянно призывать Бога на помощь в борьбе с болезнями своей
души, тогда оставаться в Церкви ему с каждым годом будет все труднее. Ведь все в этом мире приедается, даже самое хорошее. Через какое-то время атмосфера храма станет для него привычной, в батюшке, кроме мудрости и доброты, откроется масса гораздо менее симпатичных качеств, интерес к литературе потихоньку пропадет, а при более подробном знакомстве с приходской действительностью он детально увидит, как в церковных людях действуют точно те же страсти, что и во всех остальных.
Тогда перед таким человеком со всей остротой встанет важнейший вопрос: а зачем он вообще пришел в Церковь? Все, что в ней когда-
то радовало и согревало душу, перестало быть интересным, осталось лишь разочарование, а новых смыслов так и не появилось. И в этом состоянии человек может уйти из Церкви.
Кто же останется там после его ухода? Как и в больнице, останутся те, кто пришел за спасением, кого мучает собственная греховность,
кто понял, что, кроме явных и видимых грехов, в человеке живет неисчислимое множество скрытых духовных болезней, которые просто невозможно излечить самому. Такие люди останутся, потому что просили Христа о помощи в борьбе со своими грехами и получали эту помощь именно в Церкви, через Таинства.
Ведь очень многое из того, что есть в Церкви, в принципе совсем нетрудно получить и за ее пределами. Можно читать духовную литературу и творить дела милосердия, можно дружить с верующими людьми и общаться с духовенством. Даже верить в Бога и молиться вполне возможно, оставаясь вне Церкви. Абсолютно невозможным вне Церкви окажется только одно — причастие Телу и Крови Христовым, о значении которого святитель Иннокентий (Вениаминов) говорил следующее: «Тело и Кровь Господа нашего
Иисуса Христа есть пища на пути в Царствие небесное. Но можно ли в дальний и трудный путь идти без пищи? Тело и Кровь Иисуса Христа есть видимая святыня, преданная нам и оставленная нам Самим Иисусом Христом для освящения нашего. Но кто не захочет быть участником такой Святыни и освятиться? Итак, не обленитесь приступать к чаше жизни, бессмертия, любви и святыни; но приступайте со страхом Божиим и верою. А кто не хочет и не радит об этом, тот не любит Иисуса Христа, и тот не получит Духа Святаго и, следовательно, он не войдет в Царствие Небесное».

Автор: ТКАЧЕНКО Александр

Источник: www.foma.ru

"Кто любит Меня, тот соблюдает слово Моё"

25 февраля 2010

29 марта — 3 апреля (2010 года — прим. вебмастера) — Страстная седмица — единственная в году, и готовимся мы к ней весь Великий пост. Не будет у нас Страстной седмицы — не будет и Пасхальной радости. И вечная наша участь зависит от того, насколько мы сострадали вместе со Христом в нашей земной жизни, особенно в дни Страстной седмицы.

И сейчас мы, не мудрствуя лукаво, по Евангелию, переживём каждый день Страстной седмицы ещё раз

Ужасались ученики, следуя за Христом каждый день в Иерусалим в последние дни Его жизни. Ужасались, но шли. И это — подвиг. Потому мы и чтим их как апостолов. Все в Иудее знали, что фарисеи решили предать Его римлянам на распятие: «Если оставим Его так, то все уверуют в Него... Лучше, чтобы один человек погиб, чем весь народ» (Ин. 11, 48-50). Он был тот Мессия, которого они ожидали веками. И вот Он пришёл, но они не приняли Его. Не могли принять, потому что Христос был духа другого. И сейчас многие из них не могут Его принять.

За шесть дней до Пасхи ветхозаветной Господь пришёл в Вифанию, маленький городок близ Иерусалима, в дом Симона прокажённого. И здесь Мария, сестра воскрешённого Лазаря, возлила драгоценное миро на ноги Его. Иуда при этом с возмущением сказал, что можно было выгодно продать это миро, а деньги раздать нищим. На деле, как замечает апостол Иоанн, не о нищих он заботился, но был вор и, имея при себе денежный ящик, куда все опускали щедрые подаяния, хотел забрать эти деньги себе. Но Господь сказал: «Оставьте ее, Она приготовила Меня к погребению».

Тогда Иуда пошёл договариваться с фарисеями о том, как удобнее, в темноте ночи, предать им Христа. Он даже денег запросил за своё подлое деяние мало — цену самого дешёвого раба. И замыслив предательство, как ни в чём не бывало продолжал ходить со Христом и другими апостолами. Вместе со всеми сидел за Тайной Вечерей, той самой, во время которой мы теперь причащаемся утром в Страстной четверг.

Господь много раз говорил Своим ученикам, что над Ним надругаются, будут бить, оплюют, распнут и в третий день Он воскреснет. Говорил для того, чтобы подготовить их души к предстоящему испытанию. Но они, как известно, не услышали Его. Апостолы Иаков и Иоанн вдруг стали просить себе «места» по правую и по левую сторону от Него, т.е. места распятых вместе с Ним разбойников, потому с горечью он ответил им: «Не знаете, о чем просите». А другие Его ученики стали возмущаться: почему им, а не нам почётные места?

Так и мы живём поныне: Сын Божий стал Человеком для того, чтобы сказать нам слова неземной мудрости и тем исцелить нас от душевных болезней, а мы Его не слышим. Даже читаемое в храме Евангелие мало кто слышит. Мы своим грешным умом живём и часто при этом восклицаем: «Господи, за что мне такие искушения, страдания?» А за то, что смирен и кроток не стал, как учил Христос. Сказано: «Бог гордым противится, смиренным даёт благодать». Что такое смирение, мы даже отдалённо не понимаем. Смирение — это святость. Святые жили по Евангелию, а мы — нет. По грехам своим и страдаем.

В Страстной понедельник в назидание всем нам засохла безплодная смоковница. Многие до сих пор её жалеют. А себя нам не жалко, — стоим в храмах, с виду как живые люди, но плодов жизни во Христе совершенно не имеем. Одни засохшие смоковницы вокруг. И ведь часто до гробовой доски такими остаёмся.

Все мы знаем притчи, которые говорил Господь в храме в Страстной вторник: о десяти девах, ожидавших Жениха, о том, что пять из них оказались неразумными — елея в светильниках у них не было, т.е., по толкованию святых отцов, любовь, благодать в их душах отсутствовала. Отвергнуты они были Женихом-Христом. И нас ведь Он отвергнуть может. Многие ли елеем запаслись? А ведь не трудно хотя бы малое доброе дело совершать каждый день, и елея в твоём светильнике прибавится. Какое безумие, пренебрегая словом Христа, Его страданиями, расталкивая всех локтями, лезть вперёд...

Притча о нерадивых виноградарях была сказана Господом прямо в лицо фарисеям: «Отнимется от вас Царствие Божие и дано будет народу, приносящему плоды его» (Мф.21,43). Это ведь и о нашем народе сказано, и нам дано. Много плодов принесли наши предки. И мы должны постараться принести.

И о брачном пире в Царствии Небесном рассказал в Страстной вторник Господь: званые, т.е. те же фарисеи, не захотели прийти. Тогда Он велел служителям Своим, Ангелам, позвать всех, и злых — заметьте, в первую очередь, — и добрых. Это снова о нас. Но не оказаться бы нам на том пиру в небрачной одежде... Брачной, т.е. блистающей благодатью, праздничной может стать только одежда человека кающегося: «Много званых, мало избранных» (Лк.14,24). Вот о чём надо помнить.

В этот же день Он гневно обличает книжников и фарисеев, лицемеров. Называет их змиями, порождениями ехидны. Говорит им: «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23,38). Это сакральные слова. Они означают, что благодать Божия оставляет ветхозаветный храм навсегда. Через несколько лет он будет разрушен римлянами. Новый храм на его месте, внешне похожий на старый, построят уже для антихриста, не дай Бог дожить до этого дня...

И о том, что будет отвергнут Господом каждый, закопавший свой талант, данный Богом, сказал в этот день Христос. И о Страшном суде, где определена будет вечная участь каждого человека. Все притчи Его просты, понятны даже ребёнку, потому ничего не сможем мы сказать в своё оправдание, если жили как хочется, а не как Бог велит. В завершение этого дня, оставшись наедине со своими учениками, Христос опять сказал им: «Сын Человеческий будет предан на распятие».

В Великую Среду Господь уже готов к погребению. А душа Иуды готова к предательству. Первосвященники принимают окончательное решение распять Его, но привести приговор в исполнение имеют право только римляне.

Фарисеям очень надо было, чтобы Христа казнили у всех на виду, «по закону», чтобы прежде был суд, — всё как положено. Чтобы на веки вечные забыли этого Человека, а если и вспоминали, то только как жалкого распятого нищего. И все инструменты власти у них для этого были. Заставить римского прокуратора вынести смертный приговор невинному — проще простого, достаточно пригрозить, что донесут в Рим, будто прокуратор не друг императору, т.е. предатель. Это обвинение грозит неминуемой опалой. А государственные чиновники во все времена очень дорожили своими должностями. И ещё огромная толпа людей, прибывших из всей Палестины в Иерусалим праздновать ветхозаветную Пасху, была у них в руках. Толпой ведь легко манипулировать, настроить её на нужную волну. Тысячи людей встанут на площади перед дворцом прокуратора и будут кричать: «Распни, распни Его!» И он, испугавшись бунта, на всё согласится.

В ночь с четверга на пятницу была Тайная Вечеря, — Господь установил на веки вечные непостижимое человеческим умом Таинство Причащения. И, как свидетельствует апостол Иоанн, причастившись Тела и Крови Христовой, после того, как Господь умыл, как и всем ученикам, ноги Иуде, тот встал и пошёл к фарисеям предавать Его.

А Господь начал свою последнюю в земной жизни беседу со Своими верными учениками (Ин. 13 —16). Он знал, что после ареста Его все они, кроме апостола Иоанна, в страхе разбегутся, что даже апостол Петр — камень — трижды отречётся от Него, но знал и то, что все они в День Сошествия Святого Духа станут основанием Церкви Его на Земле и будут верны Ему до своей мученической кончины. Главная заповедь Нового Завета, которую апостолы должны будут передать всему мiру: «... да любите друг друга, как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою». Читали мы это в Евангелии много раз. Да, только читали...Может ли мiр узнать в нас учеников Христа? Нет, ещё нет. А Господь говорит Своим ученикам и нам: «Если любите Меня, соблюдите заповеди Мои». И снова, чтобы усвоили: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня... кто любит Меня, тот соблюдёт слово Моё... Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих», — кажется, одно и то же всё повторяет и повторяет Он, как глухим. Это нам. Как мы можем называть себя христианами, т. е. любящими Христа, не имея любви?

Посмотрим на себя со стороны в храме в любой воскресный день. Кто мы? Не случайно ли здесь оказались? Если бы все «случайные», не слышащие слов Христа ушли, то в храме у Креста Господня осталось бы два-три человека. А что будет с теми, которые регулярно ходили в храм и считали, что этого достаточно? А вот что: «Отец Мой — виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает». Как всё подробно и просто объясняет Господь! Но мы не понимаем.

Трижды Господь во время этой последней беседы с учениками повторяет: «Да любите друг друга». А в чём истинная любовь? Она в готовности «душу свою положить за други своя», в способности отдать ближнему хотя бы немного внимания, сочувствия. И тогда: «Просите, и получите, чтобы радость ваша была совершенна». Не там мы все радости ищем, потому что глухи к слову Божию.

Потом Господь помолился Отцу Своему о тех, которых Он дал Ему, не о всём мiре, который возненавидел и Его, и их, потому что они не от мiра. И повёл их в Гефсиманский сад, куда часто ходил с учениками Своими. Иуда знал об этом. Знал и Господь, что сюда предатель приведёт стражников.

Началась Великая пятница, день страданий Христа. Иуда, подойдя к Господу, сказал: «Радуйся, Учитель!» И поцеловал Его. Тотчас воины взяли Его, как преступника. После неправедного судилища повели Христа за городские ворота, на Голгофу.

Распятый на Кресте Господь молился Отцу Своему, чтобы Он простил злословящих Его, ибо они не ведали, что творят. У Креста Христова стояли Матерь Божия и апостол Иоанн. Господь сказал Матери Своей: «Жено, се сын Твой» (Ин. 19, 26). И тем усыновил всех христиан Богородице. И умирая, произнёс: «Свершилось!» — свершилось спасение рода человеческого. Но каждый из нас должен сам соизволить принять спасение, ради которого Господь принял крестные муки.

Надежда Александровна ВАСИЛЬЕВА

Источник и copyright © "Русский Дом": http://www.russdom.ru

ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ: хотели как лучше, а получилось...

Понятие «политкорректность» в русском языке имеет юмористический оттенок — нередко его используют для описания странных причуд американцев и, отчасти, западноевропейцев, которые полагают неприличным называть негра негром, считают нужным замалчивать происхождение преступника, если он принадлежит к какому-либо меньшинству, да и вообще свихнулись на этих самых правах меньшинств. Попытки внедрения чего-то подобного у нас вызывает реакцию, среднюю между протестом и насмешкой. Не больше повезло и слову «толерантность», которое прочно ассоциируется с политикой вседозволенности даже по отношению к явным преступникам — только бы они принадлежали к «угнетенному» меньшинству. Но верен ли такой подход? Давайте разберемся, как эти понятия сложились в западном мире и почему они имеют сегодня такое влияние.

Грехи отцов

Политкорректность — порождение англоязычного мира, и явилась она реакцией на другое явление этого мира — расизм. Для нас слово «негр» — нейтральное название человека с темной кожей, английское же «negro» имеет совсем другой оттенок, глубоко связанный с историей Британской империи и, позже, Соединенных Штатов. Уже в XVII веке британские поселенцы в Новом Свете столкнулись с уникальными возможностями, которые открывались на новых землях, с перспективой огромных прибылей, которые можно было извлечь от выращивания сахарного тростника, табака, хлопка. Однако эти культуры требовали огромных вложений человеческого труда. Первоначально проблема решалась за счет белых бедняков, которым богатые землевладельцы оплачивали переезд в Америку с условием, что по прибытии те отработают на них семь лет. Уже тогда появились первые черные работники, захваченные в ходе военных столкновений с испанскими колониями. Хотя их социальный статус был очень низким, за ними все же признавались определенные права и они могли трудиться бок о бок с белыми.
Однако белые работники, как подданные короны, имели определенные права и бывали склонны на них настаивать — вплоть до вооруженных выступлений против своих нанимателей. Это побудило плантаторов приобретать черных рабов — попутно лишая чернокожих каких-либо, пусть и самых малых, юридических прав. Торговля чернокожими рабами очень быстро превратилась в процветающий бизнес. Корабли работорговцев приставали к берегам Африки, где скупали у местных царьков пленных, захваченных в ходе внутриафриканских конфликтов, набивали их в трюмы своих кораблей, приковывали цепями и везли через океан. Условия на таких кораблях были настолько невыносимыми, что значительная часть «живого товара» умирала по дороге, а за кораблями следовали стаи акул, съедавшие мертвых и умирающих, которых выкидывали за борт. Однако за счет тех, кого удавалось довезти, бизнес процветал. Рабов отправляли на плантации, где на палящем солнце под бичами надсмотрщиков они должны были работать на износ — пока смерть не освобождала их.
Рабовладельцы, формально являясь христианами, оправдывали свое поведение тем, что чернокожие якобы происходят от Ханаана (сына Хама) и на них лежит библейское проклятие: раб рабов будет он у братьев своих (Быт 9:25). Работорговля и последующая эксплуатация рабов была одним из столпов экономики Британской Империи, и большинство людей, как это бывает, предпочитали закрывать глаза на то, ценой каких страданий и несправедливостей обретался их достаток.
Однако группа христиан во главе с Уильямом Уилберфорсом (1759—1833) решительно выступила против работорговли и после десятилетий борьбы добилась от британского парламента ее запрета в 1807 году. А в 1833 году в Британской империи было поставлено вне закона и само рабство.
По-другому складывалась ситуация в южных штатах США: там рабство просуществовало вплоть до поражения Юга в Гражданской войне в 1865 году. Хотя чернокожие формально получили свободу, их положение оставалось очень тяжелым, а их статус как людей второго сорта постепенно закрепился в повсеместной практике расовой дискриминации. Вера в расовое превосходство «белого человека» была повсеместной и общепринятой, а проявления несправедливости и жестокости по отношению к темнокожим, которые сегодня вызвали бы всеобщее негодование, рассматривались как что-то вполне обычное. WASP —  «белые англосаксы-протестанты» были уверены в том, что не только негры, но и выходцы из южной и восточной Европы им не ровня.
В конце XIX — начале XX века расизм получил новый импульс из-за определенной трактовки дарвиновской теории эволюции: казалось самоочевидным, что человеческие расы представляют собой эволюционно разные ступени, причем на вершине эволюции пребывает викторианский джентльмен, ирландцы пониже, а вот чернокожие — и вовсе полуобезьяны. Выдающийся британский биолог Томас Гексли, например, говорил: «Ни один разумный человек, знающий факты, не верит в то, что средний негр равен... белому человеку. И если это так, просто невероятно, что, если снять с него все ограничения, негр сможет успешно состязаться со своим соперником, превосходящим его размером мозга и уступающим только размером челюстей, в состязании, в котором важно умение мыслить, а не умение кусаться».
В ряде штатов законодательно были запрещены браки между белым и любым человеком, у которого хотя бы прапрадед или прапрабабка принадлежали к другой расе. Распространение (особенно в 20-е годы ХХ века) получила практика линчевания — самосуда по отношению к чернокожим, обвиненным, справедливо или нет, в каких-либо преступлениях. В южных штатах существовали раздельные места — «только для белых» и «для цветных» — в ресторанах, в общественном транспорте, в залах ожидания и магазинах.
Во второй половине ХХ века наметилось постепенное смягчение расовых ограничений; этот процесс набрал особенную силу в 60-е годы, когда его возглавил выдающийся борец за права чернокожих Мартин Лютер Кинг. Он был баптистским проповедником, и его образ действий, как и все его публичные выступления, были проникнуты глубокой верой во Христа.
Федеральные власти к тому времени уже вполне осознавали, что расовая дискриминация себя изжила, а кроме того, ставит под угрозу позицию США в глобальном противостоянии с Советским Союзом. В итоге расизм был поставлен вне закона, а все ограничения «только для белых» — отменены. Мартин Лютер Кинг по сей день остается одним из наиболее почитаемых национальных героев в США, а движение за гражданские права чернокожих служит образцом для других подобных общественных инициатив.

Что же произошло дальше?

Очевидно, что зло расизма не сводилось к дурным законам, которые достаточно было просто отменить. Оставались глубоко вьевшиеся  предрассудки, оставалась отсталость чернокожего населения, вызванная столетиями притеснений. Решить эту проблему пытались (и пытаются) путем так называемой позитивной дискриминации — предоставления чернокожим определенных преимуществ в получении образования и работы. В наше время эта практика является предметом споров, так как многие полагают, что она заходит слишком далеко, становясь несправедливой уже по отношению к белым, да и чернокожим внушая не стремление пробиваться к жизни, а иждивенческие настроения.
Политкорректность первоначально возникла с целью преодоления «языка унижения»; за ней стояло вполне разумное предположение о том, что отказ видеть в другом человеке ближнего своего начинается с использования некоторых словечек, типа «ниггер» и тому подобных, которые сразу обозначают его  как «недочеловека», с кем позволено обращаться как с низшим.
Все это не только понятно, но и похвально — можно только порадоваться тому, что западная (прежде всего, англоязычная) цивилизация сумела раскаяться в своих тяжких исторических грехах и принять меры к искоренению еще сохраняющегося зла.
Однако дальше стало происходить то, что происходит с добродетелями, оторвавшимися от своего основания — веры в Бога. Такие добродетели постепенно вырождаются во что-то совсем другое. Пафос борьбы за права угнетенных отрывается от своих первоначальных оснований и превращается в модный тренд; противостояние подлинной несправедливости подменяется выдвижением требований на основании своей предполагаемой «угнетенности».
Становится выгодным ассоциировать себя с «угнетенным меньшинством», причем не обязательно с чернокожим. Так, статус «угнетенных» с большим или меньшим основанием присваивают себе активисты, выступающие от имени других групп — этнических, религиозных или социальных. Требования политкорректности становятся все более странными — например, некое «общество ведьм» объявляет отказ католического прихода предоставить им зал для проведения их собрания актом преследования религиозного меньшинства и возобновлением средневековых гонений. Политкорректный взгляд на историю воспринимает ее с точки зрения «угнетенных меньшинств»: ведьм, еретиков, гомосексуалистов, всех, кто подвергался преследованию или дискриминации. В таком восприятии мира неизбежно вырисовывается зловещая фигура «всеобщего угнетателя» — традиционной европейской христианской цивилизации, на которой лежит вина за бесконечные преследования меньшинств.
Таким образом, политкорректность приобретает отчетливо антихристианский оттенок. Если прежние герои борьбы за права и достоинство человека, такие как Уильям Уилберфорс и Мартин Лютер Кинг, были глубоко верующими людьми и именно из любви к Богу выступали против несправедливости, то теперь сама христианская вера начинает восприниматься как угроза свободе и достоинству, как источник нетерпимости и дискриминации.
Это особенно заметно в случае борьбы за права так называемых сексуальных меньшинств. Активисты, выступающие от лица людей, страдающих определенными расстройствами полового влечения, утверждают, что они являются меньшинством, аналогичным чернокожим, и что отказ, например, признавать однополый союз браком аналогичен запрету на межрасовые браки, а отказ рукополагать «практикующего» гомосексуалиста во епископы — такой же возмутительный акт дискриминации, как таблички «только для белых».
В действительности же гомосексуалисты подобны расовому меньшинству не в большей степени, чем, скажем, алкоголики. Настойчивые утверждения о генетической природе и врожденности гомосексуализма не подтверждаются исследованиями. Надо отметить, что от таких утверждений отказалась даже такая решительно прогейская организация, как Американская психиатрическая ассоциация. Однако в законодательстве ряда европейских стран гомосексуалисты рассматриваются именно как меньшинство; более того, этот подход определяется как некий стандарт в области прав человека, которому должна соответствовать и Россия.
Что это означает на практике? То, что Церковь в ряде стран сталкивается с давлением, ставящим своей целью заставить ее пересмотреть свое учение о христианской этике в области пола. Ряд протестантских общин уже «прогнулись под изменчивый мир» и более не считают гомосексуальное поведение грехом; ряд других, в частности Англиканская Церковь, переживают раскол по этому вопросу. Католическая Церковь сталкивается с притеснениями, например, в Великобритании, где государство заставляет католические агентства по усыновлению отдавать детей в однополые пары, а любое открытое порицание гомосексуального образа жизни вызывает обвинения в «гомофобии» — преступлении, аналогичном расизму. Известен и проект Gender loop, осуществляемый в ряде европейских стран, в рамках которого даже детям дошкольного возраста внушается позитивное отношение к однополым контактам.
Так изначально хорошее стремление — желание защитить угнетенных — перерождается в новую государственную идеологию и ведет к подрыву самых основ свободного общества — свободы слова и вероисповедания. На борьбу за человеческое достоинство, которую вели Уильям Уилберфорс и Мартин Лютер Кинг, это похоже так же мало, как гомосексуалист в женском белье, требующий себе права официально выходить замуж, мало похож на африканского невольника в трюме работорговца.

Ведет ли толерантность к миру?

Сторонники толерантности часто говорят о ней как о пути к преодолению этнической и конфессиональной враждебности; при этом подчеркивается, что Россия, как многонациональная страна, особенно нуждается в толерантности. Россия, несомненно, нуждается в поддержании межнационального мира; только вот может ли идеология толерантности его обеспечить?
О чем говорит опыт Западной Европы? Если положение дел в России куда как далеко от идеала, то положение дел в Западной Европе еще хуже. К счастью, у нас пока нет ни массовых поджогов, как в Париже, ни закрытых для белых городских кварталов, как в Британии; не дошло у нас и до массовых побоищ на расовой почве, увы, довольно обычных в Европе. Западноевропейский опыт не выглядит удачным. В чем же главная ошибка идеологии толерантности?
Несомненно, что люди, говорящие об особой защите меньшинств, исходят из самых лучших побуждений — защитить жертв несправедливости. Не только у нас хотят как лучше, а выходит как всегда: поговорка про благие намерения, которыми вымощена дорога в ад, — не русская, а английская.
Дело в том, что моральный пафос защиты меньшинств есть пафос покаяния большинства; он исходит из того, что представители большинства нанесли всякие тяжкие обиды представителям меньшинств и теперь должны раскаяться в этом и как-то компенсировать ранее совершенное зло. Это может выглядеть морально привлекательным, однако это подразумевает две ложные и опасные идеи — актуальность исторических обид и коллективную ответственность.
Актуальность исторических обид предполагает, что отношения между ныне живущими людьми должны определяться несправедливостями, совершенными в прошлом предками этих людей. Потомки обидчиков должны потомкам обиженных — морально, а иногда и вполне материально — деньгами. А из этого следует, что статус «потомка обиженных» становится выгодным — и чем ужаснее обиды, нанесенные предкам, тем на большую моральную/материальную компенсацию могут рассчитывать потомки. Это поощряет к подогреванию исторических обид — как подлинных, так и не вполне, — и к подаче их в максимально эффектном виде. Получается примерно так: мол, мы тут и не знали, а наши соседи, оказывается, против нас в XV веке совершили немыслимые злодеяния, — и вообще мы угнетенное меньшинство.
Коллективная ответственность предполагает, что большинство (без различения лиц) виновато перед меньшинством и должно ему (опять же, без различения лиц).
Оба этих принципа не только не помогают устроению мира между людьми, но и прямо его разрушают.
Представьте себе две национальные группы, у которых в прошлом было всякое — и вражда, и несправедливость, но которые сейчас как-то притерлись и даже отчасти смешались. Представьте себе, что к этим людям приходят попечители о правах меньшинств и говорят: «Послушайте, вот вы и внимания не обращаете, а ведь вы принадлежите к угнетенному меньшинству. Ваши соседи, принадлежащие к большинству, вам должны и перед вами виноваты. Сейчас мы вам подробно расскажем, какие именно тяжкие обиды их предки нанесли вашим предкам и как они сейчас не отдают вам законного».
Такого рода борьба за права меньшинств является просто отзеркаливанием расизма, который использует те же принципы — для расиста исторические обиды тоже всегда актуальны, а «враги» несут коллективную ответственность за действия выходцев из их среды.

Как не надо противостоять политкорректности

Идеология, связанная с такими понятиями, как «политкорректность» и «толерантность», уже успела навлечь на себя общее раздражение. И хотя нельзя сказать, чтобы мы в России были сильно угнетены этими явлениями (в отличие, скажем, от христиан Швеции или Британии), но слова эти нередко уже звучат как ругательство. И тут возникает опасность того, что вещи явно дурные или аморальные начинают оправдывать своей «неполиткорректностью». «Я сейчас неполиткорректную вещь скажу», — нередко вступление к чему-то действительно враждебному и расистскому.
Возникает ситуация, описанная русским философом Г. П. Федотовым в его работе «Об антихристовом добре». Антихрист, согласно Церковному Преданию, будет изображать себя (по крайней мере, поначалу) лидером крайне добродетельным и человеколюбивым, сострадательным, справедливым, стремящимся к миру и общему благу. Хорошо усвоив это, некоторые христиане склонны делать вывод, что поскольку антихрист будет (по виду) милосердным и миролюбивым, то истинным его противникам, верным христианам, надлежит быть безжалостными и свирепо воинственными.
Похожая ситуация возникает и с политкорректностью: раз нехристианское (а местами и антихристианское) движение проповедует отказ от «языка вражды» — будем изъясняться самыми грубыми ругательствами; раз оно говорит о заботе о слабых — будем проповедовать грубость и силу; раз оно взывает к любви — будем бесстыдно изъявлять ненависть. Примеров тому, увы, достаточно.
В основании всего этого лежит очевидная ошибка — христиане не являются христианами назло кому-либо. Наше поведение не может определяться стремлением поступать наперекор кому-то — оно должно определяться любовью ко Христу.
Именно Христос является той точкой отсчета, утратив которую движение, начинавшееся как бесспорно нравственное, в наше время заблудилось. Мы тоже заблудимся, если будем взирать не на Христа, а на что-то другое. Идеология политкорректности и толерантности представляется серьезно сбившейся с пути, но не тотально испорченной. Когда она протестует против намеренных оскорблений и издевательств — она верна своим первоначальным истокам, и мы можем с ней согласиться.
Нехристиане занимают нишу, оставленную христианами, — где верующие люди не желают быть миротворцами, там, сообразно своим представлениям, о мире и справедливости заботятся люди, чуждые Церкви. И лучший способ противостать политкорректности — это послужить примирению и человеческому достоинству лучше, чем представители этой идеологии.

Автор: ХУДИЕВ Сергей

Источник: www.foma.ru

ИСПРАВИТЕЛЬ ЗЛА

Я верю в Бога, но не могу принять ту христианскую аксиому, что Бог есть Любовь. Ведь если Бог всеведущ, то, принимая решение о сотворении мира, Он изначально предвидел, сколько горя и страданий ожидает человечество в его истории, сколько будет пролито крови и слез. Но, самое главное, Он предвидел, что миллионы людей не спасутся, погубят свои души и по смерти пойдут в муку вечную. Зная все это наперед, не жестокостью ли с Его стороны было создавать этот мир? И, в частности, как Бог всеблагой может давать жизнь человеку, о будущей духовной гибели которого Он знает заранее? Пожалуйста, ответьте, для меня это очень важно.

С уважением, Яков

История человечества – это история человеческих страданий. Мы стараемся об этом не думать, но если попытаться рассмотреть любую эпоху в жизни любого народа, то картина откроется просто удручающая. Бесконечные войны, притеснения слабых, насилие, торжествующая несправедливость, жестокие преступления и не менее жестокие наказания за них, изощренные казни, пытки… Везде и всегда, практически одно и то же – кровь, слезы, страдание. А в те короткие промежутки, когда люди не убивали и не мучили друг друга, на них обрушивались наводнения, пожары, землетрясения, их терзали болезни; засухи и саранча уничтожали урожай на полях, обрекая людей на голод и нищету. И если предположить, что этот безумный мир и этого несчастного человека сотворил Бог, неизбежно возникает вопрос: какими же моральными качествами обладает такое божество? Выводы напрашиваются сами: либо это божество невероятно жестокое и безжалостное, либо ему глубоко безразлично все, что происходит в сотворенном им мире.

Именно такими видел своих богов языческий мир. И неважно, о какой именно культуре или историческом периоде идет речь. Отношение языческих богов к людям всегда и везде мыслилось вполне определенным: или – беспощадная справедливость, от которой не уйти никому из рожденных, или – безразличие на грани невменяемости.
И финикийский Ваал, в раскаленную статую которого ежедневно бросали десятки новорожденных младенцев; и греческие небожители, резвящиеся на Олимпе в свое удовольствие; и индуистский Брахман, который сотворил мир и благополучно уснул, оставив его без присмотра, – все они вполне соответствовали печальной картине человеческих страданий в мире, над которым стоят такие боги. Правда, человеку вряд ли становилось легче от этого соответствия, но, по крайней мере, все было понятно: мир жесток, потому что жесток бог, который им управляет.
И вдруг появляется это странное христианство, которое возвещает, что Богу небезразлична судьба людей. Более того: христиане утверждают, что Бог любит нас, Бог есть – Любовь, и именно любовь, а не справедливость является мерилом отношения Бога к человеку. Заявление совершенно небывалое и в корне противоречащее жизненному опыту человека. Нет, конечно же, мысль о любви Божией к людям сама по себе очень красива и утешительна. Но ведь, сколько ни говори “халва”, во рту от этого слаще не станет. Предположим, что Бог действительно есть – любовь. И сразу же вместо безысходной, но вполне ясной и логичной картины мира в язычестве мы получаем очевидную бессмыслицу. Как Бог-Любовь допустил весь этот кошмар человеческой истории, с ее войнами, насилием, реками пролитой крови? Куда Он глядел, когда любимые Им люди так жестоко страдали и мучились? И самое главное: зачем любящий Бог сотворил человека, зная, какая печальная судьба его ожидает?
Эти вопросы вполне актуальны и сегодня, поскольку боли и горя в мире, к сожалению, вряд ли стало меньше, чем в евангельские времена. Но для того, чтобы ответить на них, необходимо сначала разобраться вот в чем: а что такое, собственно – страдание, и станет ли человечество счастливее, если утратит способность его испытывать?

Счетчик Гейгера

Наверное, каждой хозяйке знаком запах газа от ненароком залитой кухонной плиты. Пахнет он настолько неприятно, что даже самому неосведомленному в вопросах техники безопасности человеку становится ясно – помещение необходимо срочно проветрить. Но не все знают, что природный газ сам по себе не имеет никакого запаха. И та вонь, которую мы время от времени чувствуем у себя на кухне – результат творческих усилий специалистов-химиков, разработавших специальное вещество с мерзким запахом – одорант. Его добавляют в сетевой газ как раз для того, чтобы любой человек по запаху сразу смог обнаружить утечку. Одорант – плохо пахнет, но без него ничем не пахнущий газ мог бы натворить много бед.
Так и страдание было бы неверно рассматривать как – зло. Страдание – реакция нашего естества на зло, некий сигнал опасности, кричащий: “Человек, осторожно! Ты оказался в сфере действия разрушительного процесса, берегись!”. Можно наступить на гвоздь, мучиться угрызениями совести, болеть с похмелья… Внешние причины страдания могут быть самыми различными, но суть их всегда одна и та же – к человеку прикоснулось зло, которое стремится его уничтожить. Это зло незаметно, оно действует исподтишка. И, если бы страдание не предупреждало нас о его приближении, мы бы давно уже погибли от заражения крови, алкогольного отравления или от последствий тех греховных поступков, на которые наша совесть перестала бы реагировать душевной болью.
Чтобы лучше понять соотношение зла и страдания, можно вспомнить аварию на Чернобыльской АЭС. Ликвидируя ее последствия, люди столкнулись со смертельной опасностью, которую человеческая природа не может опознать, потому что проникающая радиация убивает без боли. У нас в теле просто нет органов и рецепторов, которые реагировали бы на повышенный радиационный фон.
А вот теперь представьте: клочок городского тротуара перед многоэтажным домом. На асфальте – веселая рожица, нарисованная мелом, окурок, крышка канализационного люка… В общем – ничего особенного. Но здесь притаилась смерть. На этом участке тротуара – “грязное” пятно с радиоактивным фоном – 1800 микрорентген в час. При допустимом уровне – 15 и смертельном – 180. Человек, бросившийся на этот тротуар с двенадцатого этажа, имеет больше шансов остаться в живых, чем тот, кто просто постоит на нем несколько минут. И увидеть эту опасность можно было лишь с помощью специальных приборов – счетчиков Гейгера, которые регистрировали уровень излучения, и при превышении допустимой нормы предупреждали людей о невидимой смерти, спрятавшейся где-то неподалеку.
Способность страдать, как счетчик Гейгера, помогает нам почувствовать приближение зла, которое невозможно обнаружить иным способом. Страдание – не зло, это – протест против зла, это вспышка боли в месте прикосновения зла к добру.
Но сколько же тогда в мире зла, если он буквально переполнен страданием!.. Что такое это самое зло, заставляющее людей страдать, откуда оно взялось, и почему Бог не уничтожит его сразу и навсегда, если Он – добр и всемогущ?

Свободу Буратино!

“Если Бог всемогущ, может ли Он создать такой тяжелый камень, что и сам его не подымет?” – до революции этой каверзной загадкой ставили в тупик новичков шкодливые семинаристы. Если не может сотворить, значит – не всемогущ; если сотворит, но не подымет, все равно – не всемогущ. При всем своем кажущемся легкомыслии эта головоломка содержит в себе очень серьезную философскую проблему: может ли творение быть неподвластным Творцу? Возможно ли, чтобы всемогущий Бог создал нечто, над чем не будет обладать абсолютной властью? Способен ли Он ограничить собственное всемогущество?
Вопросы очень серьезные, но в православном вероучении на них имеется совершенно ясный ответ. Святитель Филарет Московский про загадку о камне сказал: “Бог не только может создать такой камень, но – уже создал его. Камень этот – человек”. Церковь учит, что Бог сотворил человека для его участия в блаженстве бытия. Весь мир был устроен так, что существование людей в этом мире наполняло их жизнь радостью и весельем. А главной радостью бытия для человека была любовь к нему Бога. Но ответить на любовь может лишь тот, кто свободен в своем выборе. И Бог дал человеку эту удивительную возможность – любить или не любить своего Создателя. Так, в огромном сотворенном Им мире, который полностью подчинялся своему Творцу, вдруг появилась территория, над которой Он не имел власти. Это было сердце человека, которое только он сам мог наполнить любовью к Богу, но так же свободно мог и отказаться от этой любви.
Вот на этой-то, неподвластной Богу территории и рождается зло как результат свободы, неверно употребленной человеком. Зло не имеет сущности, потому что оно не сотворено Богом. Тьма – это всего лишь отсутствие света. Так и зло – не отдельная категория бытия, противостоящая добру, это просто – отсутствие добра там, куда человек не позволил войти Богу. Поэтому уничтожить зло невозможно, как невозможно стереть с земли тень. Зло – это мрак, который живет в сердцах людей, не желающих впустить в себя свет Божией любви. Но если бы Бог насильно изгнал этот мрак из человеческой души, то люди перестали бы быть людьми и превратились бы в зомби, в автоматы, жестко запрограммированные на добро и послушание Богу. И ни о какой любви тогда уже не могло бы быть речи, потому что роботы не могут любить. Святитель Григорий Назианзин говорит: “Спасение для желающих, а не для насилуемых”. А вот слова Симеона Нового Богослова: “Никто никогда не стал добрым по принуждению”.
В этом смысле проблему человеческой свободы очень хорошо освещает всем известная сказка о деревянном человечке Буратино. Он не послушал папу Карло, проигнорировал наставления мудрого сверчка, прокутил в театре куртку и азбуку, купленные ему отцом на последние деньги, и связался с уголовниками. В результате – получил кучу неприятностей, много страдал, и не погиб в болоте лишь потому, что был абсолютно деревянным. Почему он страдал? Потому что “ушел в тень”, пренебрежительно отвергнув любовь всех, кому он был дорог. Но был ли папа Карло виноват в его страданиях? Давайте разберемся.
Предположим, что папа Карло, выстругав из полена Буратино, решил лишить своего любимца самой возможности развлекаться предосудительным образом. И гвоздями прибил Буратино к полу. Он очень любил его, купил ему самую лучшую азбуку и самую красивую бумажную курточку, кормил его самыми вкусными луковицами и… Нет, хватит. Что-то очень уж грустная сказочка получается. Такое благополучие страшнее любого Карабаса-Барабаса. Да и папа Карло здесь выглядит как-то сомнительно.
Лучше уж оставить традиционную версию сказки, которая совершенно очевидно напоминает евангельскую притчу о блудном сыне. Потому что обе эти истории помогают понять важнейший смысл страданий человека, соприкоснувшегося со злом: страдая, люди приходят в себя.

“Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою…” (Лк. 15, 17-18)

Дым большой нелюбви

Андрей Макаревич в одной из своих песен нашел очень точное с православной точки зрения определение человеческой истории – “Эпоха большой нелюбви”. Люди, в сердцах которых не было любви к своему Создателю, оказались не способны любить и друг друга. Более того, они не смогли относиться с любовью к прекрасному миру, который Бог дал им в удел. И всё зло мира, все страдания человечества на протяжении всей его истории – это всего лишь отражение нашей нелюбви к Богу, друг к другу, и к миру вокруг нас.
Обижать, обворовывать, мучить и убивать можно только тех, кого не любишь. В этом корень всех людских страданий и бед. Даже природные катаклизмы зачастую являются следствием нравственной деградации человека. Мы не можем с точностью отследить эту зависимость во всех случаях, но иногда она вполне очевидна.
Когда летом вся Москва бывает затянута едким дымом от горящих торфяников, нужно знать, что у этого стихийного бедствия есть совершенно определенные авторы. В годы первых пятилеток советской власти правительством было принято решение осушить Каширские торфяные болота, чтобы создать огромный ресурс топлива для Каширской электростанции, работавшей тогда на торфе. Делалось это под девизом: “Мы не должны ждать милостей от природы, взять их у нее – вот наша задача!” Болота осушили, электростанция давно уже работает на угле и мазуте. А торф осушенных болот каждый год горит из-за небрежности туристов и местных жителей, посаженных на эту пороховую бочку борцами с природой, не желавшими ждать от нее милости. В результате – страдают все москвичи, но совершенно ясно, что не Бог виноват в этом, а человеческая нелюбовь к Богу и Его творению.

Два пути

Но, может быть, Господь слишком уж развязал человеку руки? Может быть, некоторых “буратино”, таких, как Гитлер или Чикатило, все же стоило бы прибить к полу и лишить возможности реализовывать свою свободу полюбившимися им способами? Увы, тогда пришлось бы каждого из нас заковывать в наручники еще в младенческом возрасте. Потому что нет и не было на земле человека, который хоть однажды не причинил бы боли другим людям. И кто, кроме Бога, может определить меру зла, скажем так – “допустимую” для того, или иного человека? Мы возмущаемся жестокостью злодеев, представших перед судом. А сколько злодеев еще не пойманы, сколько вокруг нас людей, с виду вполне нормальных, но в душе которых тлеет тьма злых замыслов… Наконец, сколько в нас самих всякой мерзости, сколько мелких или больших гадостей мы совершили, или, что гораздо страшнее – можем совершить из-за того, что не любим Бога и ближнего…
Но Бог не спешит останавливать человека на его путанных житейских дорогах. Он ждет нашего покаяния, ждет, когда каждый из нас просто не сможет без отвращения смотреть на следы зла в своей душе. У Шекспира Гамлет “…повернул глаза зрачками в душу, а там, повсюду – пятна черноты”. Увидав черноту в своем сердце, человек, опять же, свободен в выборе своего отношения к увиденному. Он может ужаснуться и сказать: “Господи, неужели это – я? Какой кошмар! Но я не желаю быть таким, я хочу измениться. Боже, приди и помоги мне!”
Бог терпеливо ожидает этого приглашения от каждого из нас. Удивительное дело: всемогущий Бог смиренно просит разрешения войти в наше запятнанное грязью сердце, чтобы не нарушить нашей свободы: “Вот, стою у двери и стучу; если кто, услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною” (Откр. 3, 20). И если эта встреча человека с Богом состоялась, начинается их совместная работа по восстановлению всех разрушений, которые зло произвело в человеческом естестве. Это – путь покаяния.
Но свобода выбора предполагает также и другой путь. Черные пятна видны только на светлом фоне. Если вся душа станет черной, пятна перестанут бросаться в глаза. Поэтому, увидав в себе зло, человек может сказать себе, что это и не зло вовсе. И тогда окажется, что обиженные были сами виноваты, пострадавшие – заслужили свои страдания, а целые народы будут записаны в “недочеловеки”, с которыми можно делать все, что придет в больную голову. До такого почерневшего сердца уже не достучаться... Но что же после смерти происходит с душой, изуродованной злом до такой степени?

Роковой перевертыш

Церковь говорит, что не покаявшийся грешник спасения не наследует и идет в муку вечную. Тут важно понимать, что спасение – не подарок Деда Мороза, не путевка в привилегированный дом отдыха и не выигрыш в лотерею. Это – единение духа человеческого с Духом Божиим, взаимопроникновение Творца и сотворенного им человека, вселение Бога в наши сердца как следствие взаимной любви.
Но сможет ли полюбить Бога после смерти тот, кто всю жизнь Его ненавидел? Маловероятно.
Страдание – результат соприкосновения зла с добром. Но если сама душа стала злой, прикосновение добра будет для нее мучительным. В этом чудовищном перевертыше естества грешника – причина его страданий. После его смерти Бог, конечно же, не лишает его Своей любви. Но вся беда в том, что почерневшая душа воспринимает любовь Божию как мучение. Преподобный Исаак Сирин говорит об этом так: “Говорю же, что мучимые в геенне поражаются бичом любви! И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение большее всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, страшнее всякого возможного наказания”.
Чем можно помочь тому, для кого источником страдания является любовь Божия? Вот действительно неразрешимая загадка. Но противопоставлять любовь Бога и вечные мучения грешников, по меньшей мере, некорректно. Грешник может мучиться вечно, потому что Бог вечно будет любить его. И никакого противоречия здесь нет. Есть другой вопрос, более интересный.
Церковь учит, что Бог каждому человеку в его жизни попускает ровно столько страданий, сколько тот способен вынести. Иными словами, страдания используются Богом как горькое, но необходимое и строго дозированное лекарство. Но что же происходит со страдающими от любви Божией после смерти? Преподобный Исаак Сирин говорит: “Бог – не мститель за зло, но исправитель зла. Первое свойственно злым людям, второе свойственно отцу”. И если грешники будут бесконечно мучиться, то в чем же заключается исправление зла, которым они поражены?
Стоп! А откуда, собственно, может быть известно, что зло мучимых в аду грешников никогда не будет исправлено? Апостол Павел пишет, что Христос “Спаситель всех человеков, а наипаче – верных” (1Тим. 4, 10). Бог всем желает спастись, и кто же возьмет на себя ответственность заявить, что Бог никогда не осуществит Свое желание – спасти всех?
Иногда можно услышать – так учит Церковь. Что ж, давайте посмотрим, что Церковь говорит по этому поводу.

“Там Киева нет”

Со всей определенностью можно заявить, что в Церкви нет догмата, который говорил бы о бесконечности адских мучений. Ни на одном Вселенском Соборе такой вопрос даже не обсуждался. Потому что спасение грешников – дело Бога, и никто не может диктовать Ему условия этого спасения или предсказывать результаты Его действий. Наш Символ Веры говорит о бесконечности грядущего Царства Христова: “…Его же Царствию не будет конца”. Но о бесконечности адских мук там нет ни слова.
Догмата такого нет, есть один из анафематизмов, принятых на Константинопольском соборе 543 года (и впоследствии подтвержденных Пятым Вселенским собором), который гласит: “…Если кто говорит, что наказание демонов и нечестивых – временное и будет иметь после некоторого срока свой конец, т.е. что будет восстановление (апокатастасис) демонов и нечестивых людей, – анафема”.
Вот из этой формулы, на первый взгляд, действительно можно сделать вывод, будто Церковь утверждает бесконечность страдания грешников. Но этот вывод будет неверным.
Потому что истины веры Церковь формулирует не в анафематизмах, а в догматах, в Символе Веры. Анафематизм же просто свидетельствует, что некая идея или учение не соответствует учению Церкви. И простое рассуждение “от противного” здесь неуместно. Представьте, что вы едете, скажем, в город Киев и на одном из перекрестков вдруг обнаруживаете, табличку с указанием направления и надписью “Там Киева нет”. Означает ли это, что Киев находится в направлении, строго противоположном указанному? Очевидно, нет. Так же и анафематизм свидетельствует лишь об искажении истины, но найти саму истину, исходя из анафематизма, невозможно.
Смысл упомянутого соборного решения нельзя понять правильно, вырвав его из контекста, в котором он был употреблен.
Дело в том, что на Пятом Вселенском соборе Церковь осудила ересь оригенистов. Это учение представляло собой жуткую смесь античных мифов с откровенной нелепостью. Чтобы понять всю дикость этой ереси, имеет смысл ознакомиться с некоторыми анафематизмами в адрес оригенистов.

“Если кто говорит, что в воскресении тела людей воскреснут в шарообразной форме, и не исповедует, что мы воскреснем прямыми, – анафема”.
“Если кто говорит, что Господь Христос будет распят в будущем веке за демонов так же, как за людей, – анафема”.
“Если кто говорит или придерживается мнения, что человеческие души предсуществуют, будучи как бы идеями или священными силами; что они отпали от божественного созерцания и обратились к худшему и вследствие этого лишились божественной любви и для наказания посланы в тела, – тот да будет анафема”.

В этом ряду находится и анафематизм, интересующий нас. У оригенистов учение о всеобщем восстановлении падших людей и ангелов основывалось на вере в то, что до сотворения мира существовал некий другой мир. И что после восстановления падшей твари Бог сотворит бесконечное множество иных миров, в каждом из которых отпадение людей от Бога и возвращение к Богу будет вновь и вновь совершаться, и Бог еще много раз воплотится, чтобы взять на себя грехи людей и искупить их через распятие.
Вот эту дурную бесконечность сотворений, грехопадений и восстановлений Пятый Вселенский собор и признал ересью.
Осужден был именно оригеновский апокатастасис, лишающий человека свободы, а историю – смысла; но отнюдь не сама идея возможности спасения Христом всех без исключения. Мысль о такой возможности неоднократно высказывалась самыми уважаемыми отцами Церкви, такими, как преподобный Исаак Сирин, святитель Григорий Богослов, преподобный Максим Исповедник, преподобный Иоанн Лествичник.
А святитель Григорий Нисский разработал подробное учение о всеобщем восстановлении, которое было хорошо известно отцам Пятого Вселенского собора. И это учение не было ими отождествлено с оригенизмом, не было осуждено ни одним Поместным или Вселенским собором. Напротив, Шестой Вселенский собор включил имя Григория Нисского в число “святых и блаженных отцов”, а Седьмой Вселенский собор даже назвал его “отцом отцов”.

Надежда и свобода

Христос говорит о нераскаянных грешниках: “И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную” (Мф. 25, 46). Здесь очень важно понимать, что вечность – не синоним бесконечности. Между этими двумя понятиями существует принципиальное отличие. Бесконечность мучений подразумевает неограниченный во времени процесс. Вечность, же – отсутствие самого времени вообще. Вечные мучения – это мучения, происходящие в вечности, а не во времени, но это совсем не означает невозможности их окончания. Категории “прошлое-настоящее-будущее” или “начало-окончание” к вечности вообще применить нельзя, поскольку все это – характеристики временных процессов. Нам, живущим во времени, трудно представить, что это такое, у нас отсутствует опыт такого вневременного бытия, нет даже понятий и слов для описания вечности. Но мы имеем грозное предупреждение Христа о том, что в вечности любовь Божия окажется мучением для тех, кто сознательно отвергал эту любовь в своей временной жизни.
Бог вечно любит человека, а человек свободен вечно отвергать эту любовь, воспринимать ее как мучение, в котором виновен только он сам. Логически тут все сходится. Но Бог есть Любовь. А любовь – выше логики. И это не аксиома, а результат личного опыта живого общения с Богом многих и многих поколений христиан. Некоторые из них, подобно преп. Исааку Сирину, были переполнены этой Божией любовью настолько, что верили – такая любовь преодолеет все преграды, для Бога нет ничего невозможного, и Он способен спасти, в конце концов, всех.
Это не догматическое учение Церкви, которая на соборах оставила данный вопрос открытым и никогда не подвергала сомнению слова Христа о “муке вечной”; но это выражение надежды христиан на то, что, вопреки всякой справедливости, логике и законам природы каждый человек, получит возможность спасения по милости Всеблагого Бога.
Однако каждый человек свободен отвергнуть это спасение. А адские муки, даже если они будут иметь конец, не перестанут от этого быть муками. Когда болят зубы, человек теряет чувство времени, ему кажется, что эта боль была с ним вечно и никогда не кончится. Что же говорить тогда о геенне, про которую преподобный Исаак Сирин сказал: “Остережемся в душах наших и поймем, что хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней, и за пределами нашего познания – степень страдания в ней”.
Бог уготовал нам вечную радость, а не вечные мучения. Но нужно всегда помнить, что дар свободы требует от человека предельно осторожного обращения с ним. Потому что только над нашим сердцем не властен всемогущий Господь. И если мы не наполним его любовью к Богу, там обязательно появится зло, рождающее страдание.

Автор: ТКАЧЕНКО Александр

Источник: www.foma.ru

ЛЮБОВЬ ИЗМЕРЯЕТСЯ ЖЕРТВОЙ

Уважает ли Бог свободу человека?

Можно ли попасть в рай в обход Церкви, оставаясь просто высоконравственным человеком? Чем “плохой” христианин лучше “хорошего” язычника? Молится ли Церковь за некрещеных? По каким критериям Бог будет судить людей и возможно ли покаяние за гранью смерти?

На эти и другие темы по просьбе редакции согласился побеседовать выпускник факультета журналистики и философского факультета МГУ, старший преподаватель миссионерского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, заведующий информационно-издательским сектором Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви, председатель комиссии по духовно-нравственному просвещению и миссионерской работе Всероссийского Православного молодежного движения диакон Михаил ПЕРШИН.

Кого спасает Бог

– Почему Церковь утверждает, что в раю окажутся только “свои”, а все остальные поголовно попадут в ад?
– Слова “Церковь утверждает” справедливы только в случае Соборов, имеющих статус Вселенских. Однако ни один из них не утверждал, что все люди, не принадлежащие к Церкви, автоматически попадают в ад. Вот противоположную точку зрения – идею спасения абсолютно всех, включая дьявола – участники V Вселенского Собора действительно анафематствовали, хотя эта идея вдохновляла Оригена, Григория Нисского и некоторых других мыслителей христианского Востока. Но Бог не упраздняет свободу Своего творения, даже если она обращена против Него. Любовь нельзя навязать, и Бог не делает этого ни во времени, ни в вечности.
Другой крайностью была позиция блаженного Августина. Он считал, что в ад пойдут даже младенцы, умершие некрещеными, не говоря уже о язычниках. Но все же Таинства – не турникет, а Бог – не контролер, пропускающий в Царствие по билетам, которые Сам же и раздает…
Вне Бога нет спасения, но каковы границы Его участия в судьбах людей? Совпадают ли они с пространственно-временными границами Церкви? Или следы Его Промысла можно различить и в древних цивилизациях, и в жизни современных нехристиан? На православном Востоке на последний вопрос отвечали скорее положительно, на Западе – чаще отрицательно.
Так что, во-первых, надо различать догматическое учение Церкви и частные богословские теории, которые вовсе не обязательно совпадают с Ее учением, даже если их придерживались какие-либо святые. А во-вторых, согласно учению Церкви, нет предопределенности как в том, что все нецерковные люди обречены погибели, так и в том, что все люди смогут войти в Небесное Царствие.

– Но тогда получается, что Церковь либо лицемерит, либо не замечает явного логического противоречия: с одной стороны, спасение возможно только через Христа, а с другой, нигде не сказано, что все, кто не верит в Него или не признает Церковь, попадут в ад. Наверное, сказав “А”, надо говорить “Б”...
– Одно другому здесь не противоречит. Христос говорит: “От всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут” (Лк. 12, 48). Поэтому, хотя грядущий Суд и будет совершаться по единому “кодексу”, строже всего спросится с христиан, потому что им было дано и открыто все. Затем, уже по закону Ветхого Завета, будут судимы иудеи, которые не дошли до христианства, родились до Христа. Наконец, третья категория – это язычники, которые вообще ничего не знали о Боге Библии. У них не было прямого и явного Откровения, и судимы они будут по закону совести, которая и была для них мерилом плохого и хорошего.
Поэтому надежда есть у всех, в том числе и у тех язычников, к которым Господь не обращался ни напрямую, ни через миссионерскую проповедь. Творец хочет спасения всем, всех призывает к вечной радости. Однако человек может сам себя изуродовать и исказить. И проще всего искалечить себя, не зная о Боге, в язычестве (причем калекой можно стать и физически, как жрецы Кибелы, которые оскопляли себя). Но с тем же успехом это можно сделать и в христианстве, если не исполнять волю Божию.
Мы знаем, что тот, кто “соблюдет слово Христово, не увидит смерти вовек” (Ин. 8, 51). А вот что ожидает людей, которые прожили жизнь вне Христа, нам до конца не известно. Да, вне Церкви спасения нет, этот путь ведет к гибели, к вечной смерти, но каким путем прошла та или иная душа, знает только Господь. Кроме того, есть загадочные слова апостола Петра, о том, что Христос, сойдя после Креста в пределы смерти, проповедал “находящимся в темнице духам” (1 Пет. 3, 19). Речь здесь идет о тех, кто погиб в водах потопа во времена Ноя, то есть о непокорных, нераскаявшихся язычниках.

– Мне кажется, Вы только подтвердили противоречие: спасения вне Церкви, вне Христа – нет, и спасутся ли нецерковные люди, никто не знает.
– Понимаете, очень важно различать самого человека и его поступки. По мысли аввы Дорофея (VII век), “иное сказать: он разгневался, и иное сказать: он гневлив”. Во втором случае мы осуждаем “самое расположение души его, произносим приговор о всей его жизни, говоря, что он таков-то, и осуждаем его, как такого – а это тяжкий грех”* Но если перед нами неверные, ложные поступки – об этом можно и нужно выносить суждение. Например, мы можем сказать: “эти действия отлучают человека от Бога”. А вот о том, какая именно участь его ожидает, до конца знать невозможно, потому что он в любой момент может изменить отношение к своим поступкам, раскаяться в них, исправить. Наконец, мы сами можем коренным образом ошибаться в интерпретации их смысла. С другой стороны, хотя опыт Церкви убеждает в том, что путь христианской жизни ведет к спасению, к полноте общения с Богом, из этого вовсе не следует, что все, кто называет себя христианами, автоматически спасутся. По слову Спасителя: «Не всякий, говорящий Мне: “Господи! Господи!”, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мф. 7, 21).

– В редакцию часто приходят письма, в которых рассказывается о зле, грехах, несправедливостях церковных людей и даже духовенства. Это с одной стороны. А с другой – есть много людей, далеких от Церкви, которые ведут честную, высоконравственную жизнь. Почему же первые лучше вторых?
– Я думаю, этот стереотип – что Церковь так считает – сформировался в конце XIX века и был подхвачен большевистским агитпропом. На самом деле это неверно, и “плохие” христиане ничем не лучше “хороших” язычников. Участь любого человека в вечности зависит не только от веры, но и от того, что он делал или готов был сделать для своего ближнего и ради чего он это делал.
Многие апологеты и богословы приводили христианам в пример добродетели язычников. Например, в IV веке Григорий Богослов в наставлении о “смиренномудрии, целомудрии и воздержании” говорит о том, что при всем кошмаре язычества и в нем встречались оазисы чистоты и силы духа, приводит конкретные примеры, а затем прямо говорит: “посему … заимствуй у них, что хорошо, и отбрасывай, что не сделает тебя лучшим”.
Когда язычники, сами того не зная, поступают по заповедям, они, по слову апостола Павла, “показывают, что дело закона у них написано в сердцах. Об этом свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую” (Рим. 2, 13-15).
Действительно, очень часто мы встречаем доброту и человечность в людях, далеких от Церкви, в том числе и в язычниках, и в атеистах. И тем христианам, которым таких качеств не хватает, не грех у них поучиться. Но тут важно всегда задавать вопрос: а эти добрые, высоконравственные люди стали такими благодаря язычеству или вопреки ему?
Например, в Месопотамии была распространена священная проституция: раз в год все женщины должны были отдаваться в храмах первому встречному, а полученные деньги класть в копилку на храмовые нужды. В такой ситуации язычник, если он следует закону совести, должен взбунтоваться против собственной религии. Кстати, именно таким бунтом и было рождение греческой философии, у истоков которой стояли Анаксагор, Гераклит, Фалес… Этих людей можно назвать “христианами до Христа”. А современники преследовали греческих философов за атеизм, за то, что они не почитали языческих богов и пытались найти Единое Первоначало мироздания. В этом смысле они с помощью разума приблизились к той истине, которая была открыта в Ветхом Завете еврейскому народу. Не случайно в галереях Благовещенского собора московского Кремля изображены Гомер, Анаксагор, Вергилий и иные мыслители древней Греции и Рима.

В Вечность – с гримасой отчаяния?

– Вы сказали, что “плохой” христианин ничем не лучше “хорошего” язычника и Бог строже всего спросит именно с христиан. Так может, лучше оставаться некрещеным, никогда не открывать Библию, но при этом стараться быть высоконравственным человеком?
– Этим вопросом задавался еще апостол Павел. Отметив, что Бог будет судить не по внешней принадлежности к иудейству или язычеству, а по расположению сердца, он отсекает возможное возражение: “Итак, какое преимущество быть Иудеем?.. Великое преимущество во всех отношениях, а наипаче в том, что им вверено слово Божие” (Рим. 3, 1-2)”.
Напротив, язычество наводит на ложные цели, извращает все нормы поведения, заселяя душу развратными и мстительными “богами”. И тут уж выбирай себе, дружок, один какой-нибудь кружок. Слово Божие, заповеди даже в эпоху Ветхого Завета открывали совершенно иные горизонты. Но глубина общения с Богом в Новом Завете безмерно превосходит дары Ветхого Завета, хотя и они были велики – вспомним, как сияло лицо Моисея, когда он спустился с Синая, на него было трудно смотреть. А христианам Бог вверил уже не Свои скрижали, а Себя Самого. Поэтому в Христовой Церкви дается бесконечно больше: Бог соединяет Своих верных с Собой. Это происходит уже сейчас, здесь, в нашей жизни. Вне Церкви нет Христа, а вне Христа нет Его пасхальных даров. Стоит ли, зная об этом, обворовывать себя?
Даже плохой христианин стоит на верном пути. Он знает правду, а потому не будет соотносить свою жизнь с идолами, стихиями, фатумом, барабашками или пустотой. У него есть возможность общаться с Богом, а не с призраками. Стать христианином означает перестать быть батарейкой для очередной матрицы.
Для христианского уха в словосочетании раб Божий ударение ставится на втором слове. Если я – Божий, значит, ничей больше. Если я – свой Тому, в Чьей власти все судьбы мироздания, значит, никакой узурпатор не властен над моим сердцем. Стать рабом Божиим означает обрести невероятную свободу.
Кроме того, считать себя плохим христианином само по себе не так уж плохо. Это, скорее, добродетель. Чем внимательнее вглядывается человек в свою душу, чем ярче свет истины, озаряющий ее закоулки, тем меньше у него поводов превозноситься своей верой. И тем больше благодарность Тому, Кто не погнушался тебя и такого помиловать.
Так что шарахаться от Писания и от Того, о Ком оно, в надежде, что меньше спросится, тем более странно, что сама эта уловка как раз и означает, что никуда нам не деться от “мыслей, то обвиняющих, то оправдывающих одна другую”. И именно с этими мыслями мы и придем на суд. Боюсь, это позиция страуса. Едва ли тому, кто слышал о Христе и сознательно отгородился от Него, там будет легче, чем тому, кто все же взял и пошел Ему навстречу, пусть даже падая и ошибаясь.

– Если Церковь говорит, что не все нецерковные люди погибнут, почему она не молится за некрещеных?
– Неправда, молится. Если Вы вслушаетесь в молитвенные прошения, возносимые в храме за богослужением, то услышите фразу: “и о всех и за вся”. Более того, поминается и “неплодящая языческая церковь”, есть прошение об оглашенных – людях, которые только готовятся принять Крещение, и молитва о том, чтобы свет Христов коснулся сердец всех ныне живущих людей. Но действительно, сугубо церковная молитва, совершаемая в алтаре во время главного христианского богослужения – Литургии – это молитва только о тех, кто осознанно пришел к Христу и соединился с Ним в Таинстве Крещения. И я думаю, в этом есть глубокий смысл. Если человек сам не захотел спасения, сам не захотел прийти ко Христу, Церковь не может насильно навязывать ему теснейшее общение с Богом, Которого он не любит. Бог спасает человека только с его разрешения. Бог уважает свободу, которой Сам же и наделил человека. Как же ее может не уважать Церковь?!
Но все это касается церковной молитвы. Еще раз повторюсь: Церковь не знает до конца пути некрещеных людей, не знает, почему они оказались вне Церкви и не крестились. Поэтому никто не мешает с особым усилием молиться о них дома, подавать за них милостыню и просить Бога, чтобы Он увидел это и помог душе, ушедшей в вечность.

– За самоубийц не молятся по той же причине, что и за некрещеных?
– Самоубийство страшно тем, что человек входит в вечность с гримасой отчаяния. Он отрекается от дара жизни. Как и в случае с некрещеными, запрещение церковной молитвы за самоубийц – это жест уважения к этим людям, потому что невольник – не богомольник, никого нельзя насильно затащить в рай. Церковная молитва предполагает сошествие благодати на души тех, за кого молятся. Но если человек сам себя отлучил от Бога, если сделал свой выбор против Бога, зачем вовлекать его против воли в то, от чего он сам отказался?
Однако в Церкви нет ничего формального, и не всякое самоубийство служит однозначным указателем на невозможность церковной молитвы. Есть, как минимум, два с половиной случая, когда самоубийство не отлучает от Церкви. Во-первых, это невменяемость. Действия психически ненормального человека не свободны, поэтому он за них не вполне отвечает.
Второй и очень сложный случай – это ситуация, когда девушке угрожает насилие, растление, и она совершает самоубийство не потому, что боится пыток и боли, а потому что хочет предстать перед Христом в чистоте. Это редчайшие ситуации, но такие люди не просто поминаются Церковью, некоторые из них прославлены в лике святых. У святителя Иоанна Златоуста есть упоминание о матери и двух дочерях, которых римские воины-язычники вели на суд как христианок и, остановившись у реки, хотели изнасиловать, но христианки утопились, оставив на берегу свою обувь, чтобы солдаты смогли оправдаться перед начальством, доказав, что пленницы не убежали и не откупились. Иоанн Златоуст прославляет их как святых мучениц.
И третий, совсем уже спорный случай (поэтому я и сказал о двух с половиной случаях) прописан в воинских уставах Российской империи: когда офицер, знающий военные тайны, которые могут оказаться решающими для исхода сражения, оказывается в плену и понимает, что его будут пытать, и он может, не вынеся пыток, выдать секретные сведения, что приведет к гибели множества солдат. Если такой офицер кончал с собой, чтобы ценой своей жизни сберечь жизни тысячам других людей, то допускалось его отпевание.
Наконец, есть еще одна оговорка. Если за наложившего на себя руки готовы молиться близкие ему люди, то по особому благословению духовника такая молитва допускается. Значит, то добро, которое погибший нес людям, оставило в них настолько глубокий след, что они готовы в ответ нести личный молитвенный труд, просить Бога, чтобы Он, если это только возможно, изгладил роковую ошибку самоубийцы. Такая молитва не является общецерковной – имя усопшего по-прежнему нельзя вносить в записки, подаваемые в храме. Это домашняя молитва. И здесь есть особые правила, о которых необходимо посоветоваться с батюшкой. Однако никто не препятствует в память о душе, сознательно вычеркнувшей себя из “книги жизни”, просто помогать – деньгами, вещами, участием – тем, кто нуждается, и надеяться на Божие милосердие.

Страшный Суд – несправедливый?

– В советские времена были распространены карикатуры, где бородатый дядька на небе одних отправлял в ад, где их жарили черти на огромных сковородках, других – в рай, отдыхать на облачках. Что же такое ад и рай на самом деле?
– Советская пропаганда действовала очень примитивно: она брала фольклорные представления, выдавала их за Православие, а потом громила все это, показывая глупость, бессмысленность и абсурдность “религиозной веры”.
А вот, например, протоиерей Александр Мень объяснял, что ад – это отсутствие у души того органа, которым можно было бы общаться с Богом. Она в себе его не образовала, не вырастила. Душа понимает это, и, возможно, даже хочет общаться с Богом, но ей нечем. И ей от этого очень больно.
Или другой образ. Представляете, Вам шесть лет, Вы проснулись утром, светит солнышко, рядом – мама. И вдруг Вы ни с того ни с сего ей нахамили, сказали какую-то гадость. Конечно, ее любовь к Вам от этого меньше не стала – она Вас любит по-прежнему. Но пока к ней не подойдешь, не попросишь прощения, на душе кошки скребут. Это состояние – преддверие ада. И если не повиниться и не примириться, в нем можно остаться надолго, и это отложится где-то на дне души. В этом смысле ад и рай – не столько вопрос о каком-то месте в пространстве, сколько о состоянии души. Нам, в общем-то, все равно, где мы окажемся после смерти, поскольку Бог хранит нас везде. Вопрос в том, сможем ли мы откликнуться на Его любовь и любовь наших близких.

– А как в действительности будет происходить Суд?
– В Новом Завете есть описание Страшного Суда. Для многих оно может показаться неожиданным. Оказывается, Суд ожидает не всех. По словам Иоанна Богослова, те, кто имеет совершенную любовь, на Суд не приходят. Понимаете, Бог призывает людей научиться любить так, чтобы при встрече с Ним в человеке не нашлось бы ничего, достойного суда.
В Евангелии от Матфея Христос Сам рассказывает, что в Судный день, когда воскреснут абсолютно все умершие и перед Ним соберутся, все народы будут разделены на две части – справа и слева от Спасителя. А дальше следуют очень интересные слова, обращенные к тем, кто справа: “Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне… Так как Вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне” (Мф. 25, 34-36, 40).
Тут есть несколько важных моментов. Во-первых, Христос называет людей братьями. Оказывается, после Боговоплощения люди стали Богу родными в прямом смысле этого слова: Сын Божий, став Сыном Человеческим, воспринял в том числе и родственные узы потомков Адама и Евы. Во-вторых, наши поступки по отношению к другим людям Господь переадресует Себе. И в этом смысле таинство нашего спасения – в нашем ближнем. В-третьих, Царство Небесное было изначально уготовано человеку. Мир еще не был сотворен, а в замысле Божьем рай уже предназначался человеку.
А дальше рассказывается о том, как будет происходить суд над теми, кто слева. Христос повторяет те же слова, что Он только что говорил праведникам, только с частичкой “не”: “не накормили”, “не одели”, “не пришли”. И подводит итог: “Так как вы не сделали это одному из братьев моих меньших, то не сделали Мне” (Мф. 25, 45).
Приговор следует поразительный: “Идите в огонь вечный, уготованный сатане и ангелам его” (Мф. 25, 41). Оказывается, огонь вечный, ад – предназначен не для человека. Он – для дьявола. Но человек может так над собой “поработать”, что сам сделает себя подобным бесам и окажется там, где ему, казалось бы, совсем не место. Понимаете, эти слова Христа – печальная констатация того, что человек сам с собой сделал. Нет воли Божьей на гибель человека. Бог смерти не сотворил. Но человек может что-то такое с собой сделать, после чего для него общение с Богом становится мучительным и невозможным.

– Что Вы подразумеваете, говоря “поработать над собой”?
– Это, в данном случае, означает вытравить из себя любовь. Для того, чтобы понять, что это такое, попробуем ее измерить. Возможно ли это? Я думаю, да. Любовь измеряется жертвой. Что именно любящий готов отдать любимому? Сникерс? Букет цветов? Стиральную машину? Ключи от квартиры? Или себя, свою жизнь? Бог христиан жертвует Собой, идет на крест, чтобы спасти людей, – вот мера любви, которая прилагается к человеку, и на Страшном Суде Господь спрашивает: была ли у тебя любовь хотя бы в размере стакана воды или куска хлеба? Хватило ли твоей любви, чтобы встать и пойти к больному соседу или в детский дом заглянуть?
Причем очень важно понимать, что этот Суд… несправедливый. Это Суд любви. Напомню, в Греции был замечательный символ справедливости – это Фемида с завязанными глазами, которой все равно, кто перед ней: она взвешивает лишь дела и поступки. Но по справедливости нам на Суде Божием, наверное, было бы нечем оправдаться.
Господь же смотрит не столько на поступки и дела, сколько на расположение сердца. И если Он видит в сердце сокрушение и покаяние, искренний плач о своем грехе и реальное желание спастись и быть с Богом, несмотря на все свои падения и немощи, то Он выходит навстречу. Поэтому даже человек, который всю жизнь делал одни только гадости и совершал страшные преступления, имеет надежду на спасение. Ведь первым в рай вошел не богослов, а разбойник, покаявшийся на кресте.
Кстати, есть замечательная монашеская традиция – начинать каждый день с воспоминания об этом благоразумном разбойнике. Церковь напоминает: пока есть время, есть надежда и возможность покаяния, даже ошибившись, можно исправиться, переосмыслить эту ситуацию, разделить себя и свой грех, растождествить себя со своими поступками.

– А что происходит с душой до всеобщего воскресения?
– Дело в том, что Суд не один, на самом деле их два. В Церкви есть учение о частном суде и Страшном Суде. Частный суд происходит после кончины человека, когда Господь определяет, каким будет для души предожидание всеобщего воскресения.

– Но какой смысл судить два раза?
– Понимаете, в момент смерти человек утрачивает дар творчества. Тело дает человеку возможность менять окружающий мир – Бог благословил Адама возделывать и хранить Эдемский сад (Быт. 2, 15). Но это означает, что у него появляется возможность возделывать и свой внутренний мир, переосмысливать свои поступки и изменять систему ценностей. В Церкви это называется покаянием. Однако в момент разделения души и тела эту возможность творческого покаянного усилия человек утрачивает, поэтому после кончины определяется место его души до воскресения, до Страшного Суда.

– И тем не менее, раз судят дважды, значит, на последнем суде у человека должен быть какой-то шанс на пересмотр приговора. Но на каких основаниях – если покаяться уже нельзя?
– Действительно, сам умерший сделать уже ничего не может, но мы-то можем. У нас есть еще время и призвание к молитве, в том числе и об участи усопших. Церковная молитва может изменить состояние души умершего человека. Человек никогда не бывает совсем один, он может жить только в общении с другими людьми. Эта связь через общение, в первую очередь в молитве, остается и после смерти. Поэтому наша любовь может “залатать” те трещины, залечить те раны, которые человек сам нанес себе своими ошибками и грехами. Ну, и, конечно, есть еще последняя надежда, что Господь уже за чертой воскресения спасет тех, в ком есть хоть малейшая искра, сбереженная для общения с Богом.

– Вы сказали, что изменить себя возможно только при наличии тела. Но ведь покаяние – это духовный акт. При чем же здесь телесность?
– Человек – это уникальное существо, в нем сочетаются воедино две природы: материальная и духовная. И только вместе они образуют человека. Ни душу, ни тело в отдельности человеком назвать нельзя.
Покаянное созидание своей души каким-то таинственным образом связано с нашей телесностью. Скажем, ангелы, отпав от Бога, покаяться не способны. Мы не знаем до конца, почему – ангелология никогда не была в фокусе интересов христианской мысли. А согрешивший человек покаяться может. Вот, к примеру, два предательства – Иуды и Петра. Оба предали Христа. Но первый повесился и остался предателем в вечности, а второй нашел в себе мужество покаяться и обрел спасение. Так что материальность человека – не порок, не зло, а наоборот, дар Божий.
Сотворив человека, Господь доверил ему судьбы тварного мира. Мы не можем, в отличие от Бога, создать что-то из ничего. Но мы можем творить на основании того, что уже есть, принося в мир новую красоту, новую форму. Как внешнюю, так и внутреннюю. Этому, собственно говоря, и была посвящена заповедь – последняя заповедь, данная Адаму в раю: не вкушать плодов с древа познания добра и зла. Это был некий внутренний труд, внутреннее усилие, которое он должен был сделать, чтобы через эту жертву научиться любви к Богу. Но он этот путь не прошел, и мы, его потомки, к сожалению, стали смертными. Потребовались крестные страдания Христа, чтобы спасти нас от смерти. И с тех пор как Воскресение коснулось нашего мира, мы все идем к нему вослед Христу. И наше покаяние – по-гречески метанойя, перемена ума – каким-то таинственным образом связано с тем, что мы находимся во времени. Именно эта встроенность во время дает человеку возможность выйти за рамки времени, к Богу, и, переосмыслив прошлое, сделать его иным.
И еще. За чертой смерти невозможен и подвиг веры. Действительно, зачем нужна вера, если все и так очевидно? Что можно сделать после смерти? Все в прошлом. И в новом, грядущем бытии, после преображения всей Вселенной и всеобщего воскресения, человек сможет лишь продолжить тот путь, который начал здесь. Изменить его радикально уже будет нельзя. Почему? Я думаю, мы поймем это уже за чертой воскресения.

Автор: МАХАНЬКОВ Роман

Источник: www.foma.ru

ЗАЧЕМ ХОДИТЬ В ХРАМ, ЕСЛИ БОГ У МЕНЯ В ДУШЕ?

Храм и есть то место, где человека находит Бог. Зачем? Действительно, зачем мы ходим в храм?

У каждого из нас есть знакомые и даже родные люди, которые с недоумением смотрят на наши сборы в храм. На их лицах написано глубокое непонимание, а порой и возмущение. Иногда оно изливается в слова: "Ну ладно, ударился ты в веру, пусть уж. Но зачем же в храм-то ходить, столько времени и сил на это тратить?! Вот я, к примеру, тоже верующая. Но я верю в душе. Бог у меня в душе, и мне не нужны никакие внешние ритуалы. Да вспомни, как недавно сатирик Михаил Задорнов сказал: "Для общения с Богом мне не нужны никакие посредники!".
Как пояснить таким людям наше поведение?
Те, кто говорит, что им храмы и посредники не нужны, вряд ли считают авторитетным для себя слово Евангелия. Но, может быть, они почувствуют человеческую достоверность в словах всеми любимого Винни-Пуха. Однажды, в ответ на предложение Пятачка сочинить песенку, Винни-Пух сказал: "Но это не так просто. Ведь поэзия - это не такая вещь, которую вы находите, это вещь, которая находит вас. И все, что вы можете сделать, это пойти туда, где вас могут найти".
Храм и есть то место, где человека находит Бог. Зачем? Действительно, зачем мы ходим в храм? Послушать проповедь? Для этого сегодня можно включить радиоприемник. Помолиться? Молиться можно везде и во всякий час. Более того, таков именно совет апостола: "Непрестанно молитесь". Принести пожертвование? Сегодня сборщиков много и на улицах. Подать поминальную записку? Ее можно передать со знакомыми. Поставить свечку? Так ее можно поставить и перед домашним образом. Так зачем же мы ходим в храм?
Более того, некоторые люди говорят, что если они хотят помолиться, то они уходят в лес, к речке или к морю, и там, в Богозданном Храме, им легче ощутить величие Творца и восславить Его. Зачем же, говорят они, нам из бескрайнего Храма заходить под тесные своды храма рукотворного?
Чтобы понять это, давайте на минуту выйдем за пределы христианского храма. И ВСПОМНИМ, что важнейшая проблема языческих религий - это вопрос о том, какие жертвы люди должны приносить богам. Когда надо приносить жертву. Кто должен их приносить. В чем должна состоять эта жертва. По какому ритуалу она должна быть принесена.
Какому из многочисленных богов... Об этом говорят книги, изъясняющие языческие церемонии.
Но в Евангелии мы видим нечто противоположное. Если язычники говорят о том, какую жертву люди должны принести богу, то Евангелие говорит о том, какую жертву Бог принес людям: "Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих" (Мф. 20,28); "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную" (Ин. 3,16).
Понимаете, Бог Библии настолько превышает всю вселенную, что не может быть и речи о том, что Он слабеет при творении мира. Да, Бог Своей силой, Своей энергией поддерживает существование космоса. Но Его бесконечная мощь от этого нисколько не убывает. А потому и не нуждается в восполнении со стороны людей.
Поэтому библейские жертвоприношения нужны не Богу, а людям. Люди просто должны научиться быть благодарными. Люди должны научиться хотя бы часть своей жизни, своего имущества и своего времени (вспомните заповедь о субботе) уметь отставлять от себя и предлагать пред лице Господне. Не потому, что Богу нужна эта уделенная Ему часть. А потому, что люди тем самым учатся жертвенной любви.
Лишь на десятую или сотую часть религия состоит из того, что в нее вносят люди. Главное в религии то, что привносит в нее Бог. Главное не то, что люди делают ради Бога, но то, что Бог делает ради людей. Главное в религии не то, что люди приносят в храм, а то, что они износят из храма.
То, что мы можем принести Богу, мы можем принести Ему в любом месте. Все, что есть в мире, и так принадлежит Ему. Но есть такая частичка бытия, в которой Бог позволил царствовать не Себе, а другому. Это моя душа. Эта та комнатка в бесконечном здании Вселенной, куда Зиждитель не входит без спроса. И от нас зависит, на службу чему мы поставим свою свободу, дарованную нам Богом.
Будем ли мы служить Богу, или себе самим и своим прихотям и похотям. Единственное, чем мы можем обогатить беспредельную власть Господа -это если мы и свою свободную волю предадим Ему. Поэтому - "жертва Богу дух сокрушен" (Пс. 50,19). И эту жертву может принести любой их нас И в этом смысле любой из нас - священник. В этом смысле надлежит понимать слова ап. Петра о том, что христиане - это народ, стоящий из священников (1 Петр. 2,9).
Никто не сможет вместо меня принести Богу в жертву мою волю. Только я сам владею ей и я сам могу принести ее ко престолу Божию. Принести же присягу на верность и сказать: "Господи, воля Твоя, а не моя да будет! Благодарю Тебя за все, что Ты пожелаешь привнести в мою жизнь! Дай мне возможность послужить Тебе каждым моим дыханием!" - можно в любом месте.
Итак, то, что мы можем принести в жертву Богу, всегда с нами. И потому всегда мы можем сказать своему "Я" те слова, которыми философ Диоген некогда ответствовал на предложение властелина мира Александра Македонского исполнить любую просьбу мудреца: "Отойди, и не заслоняй мне солнце!".
Для того, чтобы христианин мог принести жертву Богу, он не нуждается в храме. Но в религии есть не только то, что мы даем. Важнее то, что мы получаем. Важно не то, зачем мы ищем Бога. Важнее то, зачем Он ищет нас.
Зачем мы чаще всего приходим в храм и обращаемся с мольбой к Богу - хорошо известно. Мы склонны в Боге видеть этакий генератор гуманитарной помощи: "Дай, Господи, нам побольше здоровья, побольше успеха и прибавки к зарплате!...". Слишком часто мы ищем Господа, по присловью святителя Димитрия Ростовского, "не ради Иисуса, а ради хлеба куса".* А вот зачем Бог ищет нас? Он хочет у нас что-то забрать? Или дать?
Зачем призывает Его Слово: "Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененнии" (Мф. 11,28)?.. Нет у этого призыва продолжения в таком роде: "И вы отдадите Мне то-то...". Иным предвестием кончается это приглашение; оно говорит о том, что Бог сделает ради отозвавшихся: "И Я успокою вас... найдете покой душам вашим".
Итак, Бог зовет нас к Себе, чтобы что-то вручить нам. Что же? Знание - "Научитесь от Мене"... Дух - "Примите от духа Моего"... Любовь, мир и радость - "Пребудьте в любви Моей... Мир Мой даю вам... Радость Моя в вас да будет...". Но Христос дает нам и еще нечто немыслимое... "Пребудьте во мне, и Я в вас... Приимите, сие есть кровь Моя за вас изливаемая...". Всего Себя Христос вверяет людям. И Свою божественность, и Свою человечность.
В современной медицине есть такая процедура: человеку делается переливание его же собственной крови. Из его тела выводится его кровь, она очищается от каких-то вредных примесей или, напротив, обогащается теми компонентами, которые организм больного уже не может сам вырабатывать в необходимом количестве. И такая, обеззараженная и обогащенная, кровь тут же вливается обратно в тело человека.
Нечто подобное происходит и в наших отношениях со Христом. Бог становится человеком. Он берет в Себя наше естество, впавшее в состояние тления, в Себе его исцеляет, насыщает Божественностью, Вечностью, Бессмертием, и Свое человеческое Тело, уже прошедшее через смерть и воскресшее, возвращает нам. Свою человеческую кровь, насыщенную Божественными токами, Он вливает в нас, чтобы мы в себе носили зачаток Воскресения и были причастниками Вечности.
Итак, в храм мы приходим для того, чтобы нечто в нем получить. Храм - это стены, выстроенные вокруг Таинства Причастия. Таинство же состоит в том, что к людям протянута рука с Дарами. Поэтому посещение храма - не тяжкая повинность, а дивная привилегия. Нам дано право стать соучастниками Тайной Вечери. Нам дана возможность стать "причастниками Божеского естества". Нам дана возможность прикоснуться к той Энергии, которую не в силах выработать ни одна электростанция в мире.
Христос сказал, где он нас ждет и что желает нам дать. Он, Вечный, желает с нами встретиться и соединиться в этой жизни - для того, чтобы в будущей, вечной нашей жизни мы не стали непоправимо одиноки.
Так вежливо ли, получив уведомление о том, что кто-то нас ждет на встречу на площади Пушкина, в назначенное время отправляться на прогулку по улице Льва Толстого? Если встреча не состоялась - кто в таком случае будет виноват?.. Знамо дело - "Пушкин"!
Бог искал нас. И нашел. Нам же просто надо пойти и встать в такое место, где Бог ближе всего подходит к людям, в такое место, где Он самые небывалые Дары раздает людям. Если Чашу с причастием Христос подает нам через Царские врата храма, стоит ли нам отворачивать нос и твердить "Бог у меня и так в душе"?
Вера - это действие. Это стремление к тому, что уже предчувствуется, но еще не стало очевидностью. Стремление к тому, что уже прикоснулось к нашей жизни, бросило в нее свой отблеск, но еще не вошло в нее всецело... Вера - это желание нового опыта. Но те, кто говорят: "у меня моя вера, и она в душе" часто говорят это с такими тусклыми глазами, что бывает трудно поверить, будто они хотя бы когда-то испытывали стремление к Богу.
Нельзя любить, не проявляя своей любви, не делая хоть каких-то движений к любимому человеку. Так же нельзя верить, никак не проявляя своей веры во внешних действиях. Роза, которую дарят любимой, сама по себе ей не нужна. Этот цветок ей дорог не своей собственной красотой, а тем отблеском, который положила на него любовь подарившего. Цветы купленные и цветы подаренные совсем по-разному оживляют комнату.
Если человек утверждает, что он любит кого-то, но он ничего не делает во имя своей любви: не ищет встреч, ничего не дарит, не уделяет времени для общения, ничем не жертвует - значит, он просто хвастается перед своими уже влюбленными друзьями: "мол, и я ничем не хуже, и у меня уже есть возлюбленная!".
Поэтому человеку, утверждающему, что Бог у него в душе, стоит спросить себя, что он сделал для того, чтобы очистить свою душу для столь дивного Посещения? Как и каким именем он позвал Его? Как он хранит Его в себе? Что изменилось в нем от этой Встречи? Полюбил ли он Того, Кого встретил? И что он делает ради этой любви?
Если эти вопросы повергают вас в недоуменное молчание - так хотя бы не считайте себя превзошедшими тех, кто хоть что-то делает для того, чтобы пребывать с Богом! Не презирайте идущих, даже если те спотыкаются!
Те, кто говорят, что им не нужны посредники к их отношениях с Богом, не понимают, что в храме их ждет тот Посредник, который вместо них как раз и принес жертву и освободил людей от необходимости что-то разрушать в мире и плодами разрушений подкармливать божков. Неужели же так невыносимо трудно раскрыть свои руки для того, чтобы в них можно было вложить Дары?

* цит. по: Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей: В 7 вып. Спб., 1874. Отд. 2. Вып. 5. С. 527.

Автор: КУРАЕВ Андрей, протодиакон

Источник: www.foma.ru

ПОНЯТЬ, ЧТО ПРОИСХОДИТ В ХРАМЕ

На вопросы читателей отвечает иерей Георгий РЯБЫХ, помощник Председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, клирик храма Живоначальной Троицы в Хорошеве (Москва).

Однажды меня очень обидел и удивил священник, указав на то, что я должна надевать юбку, даже если хочу посещать только воскресную школу – просто потому, что школа находится на территории храма. Имеет ли право настоятель обычной, не монастырской церкви указывать прихожанам, во что им одеваться?

Татьяна

Недовольство и недоумение, которые у Вас вызвал священник, свидетельствуют, что его замечание, само по себе справедливое, было, возможно, сделано не совсем в христианском духе. По-человечески все мы совершаем ошибки, но я могу Вас уверить, что каждый священник помнит о том, о чем, судя по вопросу, думаете и Вы: важнее то, что происходит в душе человека, а не его внешний вид. Христианство вовсе не придает большого значения внешнему; наоборот, оно выработало правила внешнего вида, которые позволяют не заслонять внутреннего устроения человеческой души.
Да, c точки зрения церковного благочестия, настоятель храма правильно указал Вам, что лучше носить юбку. Вопрос в том, как было сделано замечание?.. Если Вы недавно пришли в Церковь и делаете только первые шаги в познании веры, я бы не настаивал на соблюдении Вами всех внешних норм поведения. Но и Вы, со своей стороны, попробуйте по-человечески понять настоятеля, помня о том, что у него множество забот, и не всегда хватает времени и сил сформулировать и объяснить свою точку зрения. Кроме того, настоятель должен заботиться не только о Вас, но и о других прихожанах, ведь кому-то видеть девушку в брюках в ограде храма может быть неприятно. Чем они нас с Вами хуже?

Что делает Церковь для того, чтобы прихожане понимали смысл и язык служб? Почему богослужение не переведут на русский язык?

Александра

Что касается опыта перевода богослужения на современный литературный русский язык, то такие попытки уже были, но при чтении молитв на русском сразу возникает диссонанс. Чувствуется, что современный язык непривычен для нашей богослужебной традиции – просто потому, что слишком привычен. Однако успешные попытки адаптации церковнославянского текста, чтобы сделать его более понятным, предпринимались всегда. Если взять богослужебные тексты на славянском языке XII-XIV веков, то можно увидеть, что они довольно сильно отличаются от текстов в современных богослужебных книгах, также напечатанных на церковнославянском языке. В общем-то, процесс подобной адаптации идет и сейчас – так что можно твердо сказать, что Церковь заботится о понимании молитв, которые читаются в наших храмах. Просто нет никакого смысла в специальных анонсах этих изменений.
Но самое главное, что помогает человеку осмыслить православное богослужение – это отнюдь не знание филологии. Человек сам должен сделать усилие, чтобы через свой духовный опыт, собственную христианскую жизнь уяснить смысл молитв и Таинств. Так что порой за подобными вопросами люди пытаются скрыть отсутствие собственного стремления понять мир Православия. Усилия должны быть обоюдными, ведь даже если все “разжевать”, человек, со своей стороны, должен еще все это хотя бы “проглотить”.

Может ли православный принять причастие или исповедаться в католическом храме? Предположим, человек находится за границей, и рядом нет другого храма.

Татьяна

Между католиками и православными все-таки есть разделение, и отсутствие единства в очень важных вопросах не позволяет нам участвовать в Таинствах Католической церкви. Мы отнюдь не считаем католиков нехристианами, и даже признаем, что Бог действует в Таинствах, совершаемых в Католической церкви – к примеру, католика, перешедшего в Православие, не станут крестить второй раз.
Можно подумать: ну что здесь такого страшного – разномыслие в каких-то вопросах, почему это должно препятствовать совместной молитве? Но без единомыслия не может быть и настоящего духовного общения. На каждой Литургии в любом храме звучит возглас священника, говорящего от имени всех присутствующих: “И дай нам едиными устами и единым сердцем славить и воспевать пречестное и великолепное имя Твое…”. В этом возгласе содержится очень важная мысль о том, что принимать участие в самом главном Таинстве Церкви – Евхаристии, и причащаться Телу и Крови Христовой можно только при условии единомыслия: единой веры и единого духовного настроя всех присутствующих. А поскольку у христиан, придерживающихся католических взглядов, нет единомыслия с нами, мы, в свою очередь, не можем причащаться вместе с ними. В этом проявляется позиция честного человека – хранить верность Богу во всем. Ведь богословие (а у католиков расхождения с Православием именно богословские, а отнюдь не обрядовые) говорит не об отвлеченных понятиях, а, наоборот, о весьма конкретном – о пути нашего спасения.

Источник: www.foma.ru

 

"Ìûñëè íà êàæäûé äåíü ãîäà" ñâò. Ôåîôàíà Çàòâîðíèêà

<Первосвятитель> <Архиерей> <Настоятель> <Службы> <О приходе> <Приходы Австрии> <Молитвы> <Изба-читальня> <Публикации> <Для детей> <Иконы> <Ссылки> <Аудиозаписи> <Фотографии> <Контакт> <Карта> <Жертвователю> <Издатель>

Русский Православный Приход Покрова Пресвятой Богородицы в Граце (Московский Патриархат)
Шацкаммеркапелла, Марияхильферплац 3, 8020 Грац
Телефон настоятеля: +43 676 394 73 34
***
Данная страница в обоих её языковых вариантах
издаётся по благословению его Высокопреосвященства Марка, архиепископа Егорьевского

E-Mail: Ïîæàëóéñòà, íàæìèòå çäåñü!

Страница обновлена: 21.07.2010

Design & Produktion
©
Andrej Sidenko