??? ?????

Светлана Рыбакова

«СВЕТЛАЯ РАДОСТЬ»

(сборник христианских сказок)

серия «Святой родник»

ЦВЕТНАЯ СКА3КА

В одной цветной коробочке жили веселые разноцветные карандашики: красный, белый, желтый, розовый... Все разные, но необыкновенно дружные. Жить им было интересно — каждый находил себе увлекательное занятие.

Желтый носился по полям и зажигал пушистые одуванчики. Зеленый всегда спешил куда-то с озабоченным видом. Еще бы! Только представьте себе, сколько надо было за день успеть: елочку подзеленить, молодые листочки на свободу выпустить, травой землю выстелить.

И не перечислить всего, что делал зеленый карандашик.

Зато красный, хохотун и насмешник, был рубаха-парень. Ему бы все шутить, на балалайке тренькать и частушки сочинять. Возьмет летом вишню с малиной да разукрасит детишкам щеки и носы — пойди отмойся.

Самым старшим и значительным был голубой карандашик, все его очень любили. Ведь невозможно обойтись без пронзительно-голубого неба. А прозрачные стеклышки льдинок в первые осенние заморозки, реки и озера, смешливые васильки на лугах!

Но был в этой дружной цветной компании один несчастный — черный карандашик. Он сильно страдал из-за того, что появился на свет черным. «И что такого замечательного можно сделать черными руками? Разве что оставить какую-нибудь грязь на кухонном полотенце», — грустно думал он, с завистью подглядывая из-за угла, как другие играли в радугу. На голубом, умытом дождиком небе появились светящиеся семицветные ворота, и казалось, что стоит только вбежать в них — и обязательно произойдет чудо.

«Ну почему я не розовый или фиолетовый? Они такие нежные. Даже этот малявка серенький... Еще ходить-то как следует не умеет, а уже устраивает проливные дожди и, когда капли выбивают пузырьки в лужах, громко хлопает в ладоши и заливается веселым смехом. Нет на земле справедливости!» — расстраивался черный карандаш.

Ему хотелось быть веселым и озорным, прыгать и смеяться вместе со всеми. Но почему-то получалось обратное: он ходил, подняв гордо голову, и смотрел на всех сверху вниз, тайно страдая. Еще этот карандашик очень любил петь. Но даже песни у него были невыразимо грустные, как и его настроение.

И однажды он подумал: «А зачем жить на свете, если ты черен, никем не любим и нет от тебя никакой пользы? Лучше пойти и утопиться». Карандашик подумал так, потому что не знал Создателя, Который любящим Его никогда не даст впасть с отчаяние.

Бедный карандашик пошел к пруду, сел на мостик и заплакал. А в это время сюда спешил голубой карандашик. Он как раз собирался подголубить пруд. Здесь недавно купался зеленый, вода зазеленела, и это не нравилось рыбкам.

— Почему ты плачешь, черненький?

— А вот потому! Ничего путного, кроме черных кошек да крикливых ворон, у меня не выходит. Никто не любит. Все этот противный черный цвет. Не хо-чу!!!

— Чудак! У тебя замечательный цвет. Строгий, торжественный, элегантный. А ночи... Ты забыл черный бархат небесного покрова? Или вспомни черную землю, на которой держится весь этот удивительный разноцветный мир.

С замиранием сердца, широко открыв глаза, слушал черный карандаш и только беззвучно шептал:

— Да... Элегантный...

Перед ним открывались счастливые возможности его замечательного цвета.

— Ты этого не видишь, — продолжал голубой карандаш. — Посмотри вокруг...

Вдруг черный карандаш просиял:

— Рояль... Я так люблю петь.

— Рояль? — удивился голубой карандаш.

— Да, большой, блестящий рояль. Хоть он и черный, как я, но на нем можно исполнять прекрасную музыку, от которой душа наполняется радостью.

И вот на берегу пруда появился черный элегантный рояль. Солнышко выглянуло из-за тучи, чтобы получше его рассмотреть, птицы собрались вокруг него и весело защебетали. Пришел милый старичок в пенсне. Увидев инструмент, он воскликнул:

— Какой замечательный рояль! Я мечтал о таком всю жизнь.

У черного карандашики сильно забилось сердце, он вдруг вспомнил, что торжественная обстановка требует его цвета и, смутившись, обратился в старичку:

— Позвольте мне... — и, не договорив, одел его в черный фрак.

Старичок сел за рояль, закрыл глаза и... полилась чудесная музыка.

Ветерок разнес ее по свету. Карандашики, их друзья звери, птицы — все, кто слышал радостную мелодию, спешили к ним. Даже рыбки выглянули из пруда и замерли.

Старый пианист играл и играл, и все плакали, если музыка грустила, и смеялись в ответ веселой.

А черный карандашик слушал и думал: «Как хорошо жить на свете».

 

ПОДОРОЖНИК И ОДУВАНЧИК

Ранней весной на лесной солнечной поляне, окольцованной березовым хороводом, подрастал желтый Одуванчик. Он был красивый и веселый, но ужасный задавака и хвастун. С утра до вечера любовался собой, перебирал лепесточками, играл ими в лучах солнца и гордо озирался вокруг.

— Посмотрите, какие у меня лепестки, какой прекрасный яркий цвет! — говорил он зеленым, еще совсем маленьким травинкам, которые слушали его, открыв рот. — Меня отовсюду видно. Я почти что маленькое солнышко. А взгляните на себя, что вы такое: маленькие, зеленые и все одинаковые. И говорить с вами неинтересно.

Он отворачивался от них и начинал мурлыкать себе под нос песенки.

Но особенно доставалось от него Подорожнику. Одуванчику очень не нравилось, что цветок Подорожника такой же высокий, как и он сам.

— Наш Подорожник словно аршин проглотил... Экий вымахал, — говорил он всем. — А цветок у него не пойми какой, палка и есть палка. Не то что у меня. От меня свет идет, как от солнышка. Я всеми любимый.

И он начинал покачивать своим красивым цветочком.

«Что это ко мне Одуванчик пристает? — недоумевал Подорожник. — Какой Господь дал цветочек, такой и есть. И слава Богу». Он был безобидный и добрый. Все прощал Одуванчику, не спорил с ним, не ссорился и даже совсем не обижался. Рос себе и рос тихонько.

Между тем шло время, весна полновластной хозяйкой вступила в свои права, и лес постепенно менялся. Произошли перемены и с нашими знакомыми.

Подорожник еще больше вырос, его листья очень красиво застилали землю по краям тропинки. И Одуванчик стал неузнаваем. Он чувствовал, что делается легче и воздушнее, а из желтого превращается в белый. «Что это? — думал он. — Наверное, чудеса. Я, кажется, избран Богом. Что же будет дальше?» Одуванчик ушел внутрь себя, в свои новые ощущения и переживания, совсем перестал видеть кого-либо и общаться с окружающим миром.

Однажды на их поляну пришли девочки. Он ходили в лес посмотреть, не появилась ли земляника, пели песенки и любовались природой. Вдруг одна девочка порезала палец и испугалась, потому что в лесу нет йода и бинта и нечем закрыть рану.

— Да вот же подорожник! — воскликнула ее подружка. — Он такой полезный: и кровь остановит, и рану перевязывает. Давай его сорвем.

Они оторвали листочек, Девочка быстро приложила его к порезанному пальцу, и подружки ушли домой.

Зеленые обитатели поляны стали живо обсуждать это происшествие. Подорожнику было и больно, потому что оторвали дорогой сердцу листочек, и вместе с тем радостно — ведь он помог в беде маленькой девочке.

Только Одуванчик ничего не видел: он весь ушел в себя. Его желтый венчик к этому времени стал совсем белым, пушистым и очень легким. «Я скоро сделаюсь невесомым. Оторвусь от земли и полечу ввысь, к Богу. Буду светить всем... Что мне эта невзрачная земля, эти глупые зеленые травинки?.. Нет, я создан для Неба», — мечтал он.

Конечно, он никуда не улетел. Напротив, проснувшись однажды утром, Одуванчик со стыдом и ужасом увидел, что его прекрасные, пушистые лепесточки улетели сами по себе, а он остался на земле совершенно лысый и ему нечем прикрыть свою наготу. «Погиб! Какой позор! Теперь меня засмеют, ведь сам я раньше потешался над другими», — подумал Одуванчик с отчаянием и быстро спрятался в траву, чтобы его никто не увидел.

На поляне никто не заметил исчезновения Одуванчика. Распускались голубые незабудки. Нежные фиалки готовились своим появлением порадовать поляну. Пряная медуница старательно прихорашивалась перед выходом в свет. Лес преображался, расцветал, звенел на все птичьи голоса. Жизнь шла своим чередом.

ДВЕ ПОДРУГИ

В некой мансарде, под самой крышей, разместилась необыкновенная школа — не для детей, а для бабочек. Юные непоседливые ученицы воспитывались в добродетели и молитве. Их учили летать, прилежно трудиться, а еще — вышивать, ведь царица бабочек была искусной золотошвейкой и хотела, чтобы в ее владениях все барышни умели рукодельничать. Окончив учение, крылатые выпускницы летели во дворец показать ей свои работы.

В этой яркой, напоминающей летнюю клумбу школе жили две подружки: красавица Вита, роскошная заморская бабочка, и скромная желтенькая капустница Мила. Они крепко сдружились, хотя были и непохожи.

Трудолюбивая Мила лучше всех вышивала и внимательно слушала объяснения наставницы. Вите же было скучно сидеть в классе. Бабочка с тоской смотрела в окно и мечтала: как было бы прекрасно, если бы ее выпустили полетать! Тогда она заблистала бы в лучах заходящего солнца или украсила собой вон то облачко.

— Во дворец... Во дворец... Мы летим во дворец! Хотите с нами?! — пели и звали с собой пролетавшие мимо веселые компании бабочек.

Насмотревшись на эти резвящиеся стайки, Вита начинала шумно биться о стекло, капризничать и плакать — ей хотелось на волю.

И вот настал долгожданный день. Вчерашние ученицы получили выпускное задание по дороге во дворец набрать пряжи из паутинок, листьев, цветочной пыльцы и выткать ковер.

Вита, наскоро простившись с наставницами, подружками по школе, поспешно вылетела в окно и закружилась от радости. Мила устремилась за ней, и они исчезли в голубой дали.

Вскоре выяснилось, что Вита не знает дороги. Она слушалась во всем подругу. Но быстро заскучала — вокруг столько интересного, удивительного, а ничего не рассмотришь! Нужно следовать строгим указаниям, да еще собирать по дороге какие-то нитки. Это надоело легкомысленной бабочке.

— Мила, — сказала она подруге, — полетим в лес, там что-то так загадочно поблескивает.

— Что ты! По лесу летать не велено. А блестят там гнилушки на болоте.

— Знаешь, — возмутилась Вита, — замучила ты меня своими указаниями! Почему я должна тебя слушаться? Я сама знаю дорогу! Полечу, куда захочу! Встретимся у опушки леса. — И Вита, весело играя крылышками, полетела в неведомом направлении, а Мила, вздохнув, отправилась дальше.

Вдруг она увидела, как загорается муравейник, стоящий на краю тропинки. Вокруг него отчаянно суетились муравьишки. Маленькая бабочка бросилась на помощь: стала задувать огонь, принесла в лепесточке воды из ручья, и пожар потух. Муравьи думали, как ее отблагодарить. Узнав, что она вышивальщица, подарили ей для работы свое любимое сокровище — бисер из росинок. Он переливался всеми цветами радуги, и в каждой бусинке отражалось солнце.

Мила поблагодарила Всевышнего и с веселым сердцем продолжила свой путь. Через некоторое время опять случилось происшествие. Старый паучок спускался с дерева на паутинке, ветер раскачал тонкую ниточку, она порвалась, и паучок, кувыркаясь, причитая и охая, с огромной высоты полетел на землю.

— Помогите, разобьюсь!.. — кричал он.

Мила метнулась к нему, подхватила кончик паутинки и посадила на листик незадачливого старичка.

Паучок вздыхал и кланялся спасительнице, а на прощание, заметив в ее корзинке рукоделие, подарил свою необыкновенную пряжу. Она полетела дальше, добралась до опушки и взялась за работу. Ковер получился редкой красоты, светился и переливался яркими красками. Трава, цветы, ручьи на нем были как живые.

Уже почти все бабочки прилетели во дворец. Одна лишь Вита задерживалась, и Мила страшно беспокоилась, не зная, как быть.

И тут она услышала чей-то горький плач. Это была Вита. Но что с ней стало: исхудавшая, с испуганным взглядом, в грязном, разорванном платьице, с болотной тиной на крылышках. Рассказ Виты был печален. В лесу она заблудилась и попала в компанию майских жуков и стрекоз, которые не желали работать, а только веселились, пели и танцевали. Сначала бабочка обрадовалась новым друзьям, но вскоре веселье ей наскучило. Она стала прощаться. Виту не хотели отпускать — насилу улетела. А потом попала в болото и чуть не утонула. Ее спасли болотные комары... С трудом добралась до опушки и сейчас не знает, что делать.

Вита рыдала, отказывалась идти во дворец в таком виде и без рукоделия. А Мила подумала, что если она расскажет подруге о своем счастливом путешествии, то совсем огорчит ее.

— Знаешь, у меня тоже были злоключения, и натворила я не меньше твоего. Не плачь! Мы помолимся, и я тебе помогу.

Работа закипела. Пока Мила кроила подруге новое платье, Вита ткала свой ковер. Мила подарила ей бусы из росинок, и Вита стала еще краше. Когда подруги пришли во дворец, праздник был в полном разгаре.

Царице доложили, что прилетели две бабочки и просят их принять. Она нахмурилась:

— Это, наверное, рассеянные ленивицы, которые всюду опаздывают. Что ж, пропустите, сейчас мы посмотрим их работу.

Вита и Мила влетели в зал. Все заметили красивый наряд. Виты, а царице и ее ковер показался достойным внимания. Она решила оставить Виту во дворце:

— Ну-с, а вы, душечка, чем нас порадуете? — обратилась царица к Миле.

Скромная бабочка развернула свою работу, и все ахнули от удивления. Милин ковер осветил дворец всеми цветами радуги.

— Да, вот это работа, всем подаркам подарок! Признаться, даже я такого бы не выткала, — сказала царица в восхищении. — Назначаю вас главной мастерицей золотошвеек. Будете передавать им свое умение.

Так Мила стала главной мастерицей, а Вита — первой красавицей бабочек.

Надо сказать, что она самая приветливая и веселая красавица на свете. Но когда Вита смотрит в сторону леса, ее взгляд становится печальным.

 

СКАЗКА О СВЕТЛОЙ РАДОСТИ

За полями, за лесами, за синими морями и зелеными горами в государстве Светлой Радости жил-был царь-государь Иван. Богу молился, правил мудро, о всех заботился. И народ в нем души не чаял.

Жили в государстве Светлой Радости мирно и весело. Солнце на небе играет с облаками, мир освещает. Повсюду цветики разные, дубравы шелестят, ручьи звенят, птицы веселым хором заливаются. Люди счастливые, талантливые, все у них спорится да ладится. Днем работают, вечером песни поют. Вежливые, ласковые, никто не ссорится, не завидует никому.

Одно плохо: веселились много, а молились мало. Забыли благодарить Бога за Его заботу и все дальше отходили от благодатного покрова и защиты.

В общем, жили — не тужили, ниоткуда беды не ждали. А она, беда-лиходейка, сама заявилась.

В горах под землей тоже государство располагалось — Сажное. Называлось оно так потому, что у них там от сажи все было черное. Под землей-то темень, ничего не видно, факелы везде горят.

Жители этой страны когда-то сильно прогневали Бога и были отправлены во тьму кромешную, но этим никак не вразумлялись. Работали по-прежнему тяп-ляп, через пень-колоду и страшно завидовали своим соседям.

Однажды у подземного царя Бесяки XIII появилась мысль (в темной голове, как известно, только черные мысли бродят): «А не создать ли огромную-преогромную армию, не напустить ли с зеленых гор черного дыму и не захватить ли соседнее царство. Хватит им там веселиться. Пусть работают больше да нас кормят. Потому как они это умеют, а у нас все наперекосяк выходит».

Так и постановили на подземном совете темных мудрецов: «Захватим соседнее государство». Сказали и сделали, дурное дело нехитрое.

Вылезло Бесякино войско из-под земли, прикатило смоляные бочки — дым повалил до неба. Помчалось оно с криком и воплем в бой, и не стало больше у соседей светлой радости. Царя с семейством в подземелье заточили, армию в плен взяли, цветы потоптали. А самое страшное — отняли у мира Солнце ясное, оно им глаза слепило.

Солнышко, последнее утешение и радость людей, спрятали в высокой скале за железными засовами. А стеречь скалу поставили огнедышащего змея, длиной в версту, с красными глазами и железными когтями. Обвился змей вокруг скалы и никого к Солнцу не пускает.

В мире стало пасмурно, и все смешалось. Небо заскучало в одиночестве, задернулось завесой из туч, и полил бесконечный дождь. Дело спориться перестало, все теперь получается тяп-ляп, через пень-колоду. И никто не знает, как из беды выйти. Бога молят — не слышит их. А ведь сами во всем виноваты: ушли от Него, дорогу к Небу потеряли, заблудились, сидят теперь и плачут.

Время от времени выискивались богатыри, добрые молодцы — на змея воевать (не оскудела еще земля богатырями). Все у скалы полегли. Змей как глянет своим красным глазом, дунет огнем — и сгорел человек. Слабые силы у одинокого воина.

Но Бог никогда Своих людей не оставляет, а сила Его в немощи совершается. Так получилось и на этот раз.

В одной дружной, трудолюбивой семье жили-были двое маленьких послушных детишек — брат и сестра. Они любили папу и маму, помогали им по дому, пели веселые песни. Никто никогда не видел, чтобы они ссорились или ябедничали друг на друга. По вечерам молились, благодарили за все Творца и просили Его помочь людям. Вот эти-то дети и задумали с Божией помощью победить врага.

Однажды отправились они в гости к бабушке, да по дороге решили: настало время идти на змея. И дети свернули на заросшую чертополохом тропинку, что вела к грозной скале.

Долго ли, коротко ли шли брат с сестрой, нам неизвестно. Одно лишь знаем — по дороге их пугали ухающие совы, где-то выли волки, тявкали лисицы, кусты мешали им идти вперед, царапали руки и лица. А они все шли и шли к своей заветной цели, пока наконец не показалась вдалеке скала.

Детям стало страшно, но они не растерялись — призвали Господа на помощь. И, взявшись за руки, пошли вперед. Подойдя к скале, они увидели огромное, страшное чудище. Дети храбро крикнули ему:

— Слушай, змей! Уходи сейчас же из наших мест и выпусти Солнце ясное.

Змей изумился, услышав, что кто-то кричит, а разглядев под скалой двух крохотных детишек, расхохотался:

— Мушата! Это вы здесь жужжите и мешаете мне спать? Ха-ха-ха!

— Мы тебе говорим, убирайся прочь!

От такой небывалой дерзости змей наполнился яростью и дунул на них синим пламенем. Но был сильно озадачен, потому как его пламя детей не тронуло. «Что ж, огонь не взял, значит, надо заморочить», — подумал змей и так стукнул хвостом, что земля вздрогнула.

В мгновение ока вокруг малышей начал распускаться дивный сад, благоухали невиданные растения, шумели фонтаны. Откуда ни возмись появились столы, наполненные яствами, игрушки: куклы, плюшевые мишки, собачки, паровозы, белые яхты с матросами. От всего этого великолепия братик с сестренкой совсем забыли, зачем пришли. Очарованные, они бродили по саду, брали в руки то одну, то другую игрушку, от радости смеялись и хлопали в ладоши. Наконец, утомившись, решили попробовать змеева угощения. Девочка протянула руку, чтобы взять со стола яблоко.

— Постой, — одернул ее брат. — Ты разве забыла, что еду надо благословлять? Господи, благослови! — воскликнул он и перекрестил стол. Вмиг все исчезло.

— Обманул нас змей проклятый. Мы чуть было не погибли, — заплакала сестренка.

Наступила кромешная темнота. Змей поднялся до небес и казался невероятно страшным. Дети замерли на месте. И только мальчик смог еле пролепетать:

— Уходи от нас, змей. Господи, помоги!

И тут свершилось чудо. Змей почувствовал, что он трепещет и боится этих детей, что он уже не огнедышащий и вообще стремительно уменьшается в размерах... В мгновение ока из необъятного чудовища он превратился в обычного червяка и тут же юркнул под камень, чтоб его случайно не раздавили, потому что раздался грохот землетрясения. Это упали засовы, скала рассыпалась, и вышло Солнце ясное светить всему Божиему миру.

Ожили добры молодцы, погубленные змеем. Дождик перестал лить. Люди выбегали из своих домов, крича:

— Взошло Солнце ясное, опять возвращается светлая радость на землю! Бог нас простил! Слава Богу за все!

Бесякино войско, ослепленное Солнцем, бежало в страхе и ужасе в свое подземелье...

Народ поспешил к темнице освобождать государя. А дети, виновники торжества, вдруг увидели себя стоящими на пороге бабушкиного дома.

Братик и сестренка дали друг другу слово, что никогда и никому не расскажут о том, как был побежден змей. Так эта история и осталась тайной в стране Светлой Радости.

А люди, пожив без Бога, поняли, как это тяжело и плохо. И уже не забывают молиться и благодарить своего Создателя.

СКАЗКА О СЛАВЕ

Жила-была на свете Ворона. Молодая, веселая и очень даже симпатичная. Надо сказать, что это была не совсем обыкновенная птица. Нет, она не имела белого оперения, цвет ее перышек соответствовал привычному вороньему крылу. Внешне она ничем не отличалась от своих подруг.

Но своим чутким сердцем и ошеломительной мечтательностью эта Ворона совершенно не походила на остальных птиц. И к тому же у нее было два очень странных желания.

Первое — чтобы люди приняли ее в круг своих друзей. Люди были для нее верхом совершенства. Они так не похожи на ворон: очень красиво каркают, ходят на лапках, а не прыгают и не семенят, как некоторые. Из любви к человечеству она даже научилась каркать: «Здравствуй» — совсем как принято в их обществе.

А второе желание Вороны было еще удивительней. Больше всего на свете ей хотелось прославиться, чтобы все говорили, глядя вслед ее полету:

— Это не та ли самая Ворона?

— Да, да. Она.

— Надо же, та самая. Посмотрите, она так красиво летит, почти как орлица...

У Вороны от таких фантазий кружилась голова и сладко замирало сердце. Но она не знала, что надо сделать, чтобы о тебе все заговорили. Она долго и мучительно думала бессонными ночами и вот однажды каркнула: «Эврика! Я знаю! Для того, чтобы прославиться, надо стать артисткой, составить концертную программу и отправиться гастролировать по свету. И вот тогда люди распахнут свои дружеские объятия птичьему таланту, и все начнут меня узнавать».

Наша Ворона действительно оказалась талантливой, деятельной и живо принялась за работу. Теперь она, как попугай, днями напролет твердила слово «здравствуй», подмигивала левым глазом, плясала вприсядку и выписывала в воздухе головокружительные пируэты. Училась красиво кланяться и галантно шаркать ножкой, довольно долго прыгала, вертелась, прихорашивалась, навешивая на себя приворованные блестяшки, — словом, трудилась добросовестно. И вот однажды Ворона решила, что пришла пора устроить дебют.

Перед выходом в свет Ворона очень волновалась. Она облетела полгорода, прежде чем облюбовала себе один многолюдный вход в метро и устроилась там на высоких перилах каменной лестницы.

С трепетом поглядывая в сторону людей, Ворона никак не решалась начать представление, но наконец отважилась и, поблескивая намотанной на шее мишурой, подошла к молодому человеку, сидевшему на перилах лестницы. Она кивнула ему головой, задорно подмигнула левым глазом и каркнула:

— Здравствуй!

Молодой человек обомлел и тоже кивнул головой. А Ворона, воодушевившись таким началом, пустилась плясать «барыню».

Скоро вокруг них собралась огромная толпа.

— Смотрите, какие Ворона номера откалывает!

Все хлопали в ладоши, никто не мог удержаться от смеха.

«Какой успех! — думала радостно Ворона. — Теперь обо мне узнают. Мечты все-таки рано или поздно сбываются».

Но недолго пришлось ей почивать на лаврах. Под конец представления в толпе произошла дискуссия:

— Откуда эта птица?

— Наверное, из цирка сбежала.

— Надо ее изловить. Позвонить в цирк и найти хозяина.

Ворону схватили, когда она, закатив от избытка чувств глаза, кланялась после очередного номера, и довольно грубо спрятали в сумку.

Горячо любимые ею люди решили, что таланты надо беречь, посадили уникальную птицу в клетку и отправили в находившуюся неподалеку гостиницу. Она будет жить там до тех пор, пока не найдется хозяин, решили они.

Сначала, когда незадачливая дебютантка еще не распробовала горькие плоды славы, она выступала перед туристами, которые смеялись и хлопали в ладоши. Со временем ей это надоело. Хотелось расправить крылья, попрыгать на одной ножке, вырваться на волю. Но железные прутья клетки напоминали о популярности.

Ворона теперь уже ни с кем не здоровалась, тоскливо смотрела в окно, где подружки резвились на воле, и думала: «Эх ты, глупая птица! И далась тебе эта слава...»

 

МУЗЫКАЛЬНАЯ СКАЗКА

В одном маленьком старинном городке, затерявшемся в бесконечных садах, жил музыкант. Он был романтиком, любил вместе со своей подругой флейтой встречать восход солнца светлыми мелодиями. В зимние вечера, когда снег в саду искрился от светящегося окошка, а в камине потрескивали дрова, он брал скрипку. Она вздыхала и тихо плакала о чем-то несбыточном... А его старый друг рояль всегда помогал занимать гостей, становясь на время торжественным центром внимания.

Музыканту было очень уютно в этой мелодичной компании. Жить бы ему не тужить да радоваться. Если бы не одно желание, посетившее его сердце с юных лет. Ему хотелось сочинить возвышенную мелодию, которая была бы так легка, светла и благодатна, что люди, слушая ее, утешались бы, забывали свои скорби. И через их сердца она дошла бы до Бога, и Творец услышал бы в этой маленькой мелодии любви всю благодарность Своего создания.

Об этом мечтал музыкант, сидя на веранде и глядя на расцветающий вишнево-яблоневый сад. Вся природа ярко, громогласно и нежно славила своего Создателя.

«Как бы мне хотелось вторить ей», — думал музыкант с грустью. И шел к своей конторке. Но — увы!

К сожалению, в жизни каждого человека непременно существует «увы». Было оно и в жизни нашего музыканта. Дело в том, что в конторке на нотном листе его ждали ноты. Они и составляли то самое «увы».

Музыкант внимательно расставлял их по линеечкам, пыжась сложить прекрасную мелодию, но ничего не выходило.

Нот было всего-навсего семь и скрипичный ключ, не считая бемолей, диезов и остальной мелюзги (от которой, впрочем, было немало шума и сумятицы — им постоянно хотелось что-то понижать, повышать, все путать).

Но это было еще полбеды. Беда состояла в том, что каждая нота считала себя такой значимостью и неповторимостью на нотном стане, что кроме своей особы никого более не хотела ни слышать, ни видеть.

Нота Ми о чем-то всегда грустила и тихонько плакала. Ля считала себя примой и думала, что она поет чуть ли не выше Ля второй октавы, сильно этим гордилась и ни с кем не желала разговаривать. Си сидела высоко, мечтательно смотрела вверх, и ей все время казалось, что она вот-вот взлетит. «Держите меня, держите!» — взволнованно говорила она окружающим. — Если вы не будете меня держать, я непременно от вас улечу».

Ноте Соль казалось, что она самая главная, чуть ли не второй скрипичный ключ. Эта нота любила давать указания, советы, кому как петь, где стоять. Нота До смотрела на всех снизу вверх и шумно вздыхала.

В общем-то все находились при деле, но, как ни странно, порядка не было. Ноты музыканта слушались несколько рассеянно, самовольно переходили с места на место, все время капризничали и никак не хотели укладываться в стройные гармонии. Нет, конечно, музыка у них была, и даже иногда возвышенная. Но до божественной явно чего-то не хватало. Может быть, избытка души...

Наш музыкант не оставлял надежды. Иногда он с грустью смотрел на небо. Там, высоко-высоко, где-то вне мира, хоры ангелов божественно и непостижимо пели: «Свят... Свят... Свят...» «Нет, мир так груб и несовершенен, мы недостойны это слышать», — думал он.

Шли годы... Музыкант сделался молчаливым, задумчивым. По вечерам его стала посещать незваная дама-печаль. Скрипка плакала все чаще и тоскливее.

Одни ноты оставались такими же четвертушечками, восьмушечками, половинками, по-прежнему занимались выяснением отношений, обижались, сердились. И так однажды ему надоели, что он задумал их покинуть. В порыве отчаяния музыкант решил, что он плохой маэстро и никаких творческих плодов дать не может, значит, должен оставить музыкальный мир с его непослушными нотами. Вот возьмет он свою нежную подругу флейту и станет путешествовать бродячим музыкантом. Будет ходить по белу свету, радовать добрых людей игрой на флейте.

Он объявил о своем решении нотам и принялся собирать вещи. Бедные ноты сначала страшно растерялись, заморгали ресничками, собрались заплакать, но потом передумали и принялись выяснять, кто из них больше всего расстроил любимого маэстро. Поднялся невообразимый писк и суета. А музыкант спокойно укладывал свою котомочку.

Когда все было собрано, он поклонился нотам, инструментам. Подошел к окну, чтобы в последний раз взглянуть на свой любимый, старый сад, столько лет радовавший его, на теряющееся в небе далекое поле, на куст жасмина под самым окном. Он уже хотел попрощаться со своим привычным миром и уйти, как вдруг заметил на ветке жасмина, у самого подоконника, прекрасную, никогда еще в жизни не виданную загадочную птицу.

Откуда она прилетела в их сад, никто не знал. От птицы исходил мерцающий свет. Она раскачивалась на цветущей ветке и, склонив свою маленькую головку, не отрываясь, внимательно смотрела на музыканта. Потом устремила взгляд в небо и запела.

Что это было! Музыкант вздохнул: такого дивного пения ему еще не приходилось слышать. Ноты перестали плакать, всплескивать руками и, внимательно прислушиваясь, столпились у края конторки. Вместе с чудесной мелодией в их души пришел покой, мир, умиление, сердца устремились в небо. Нотам становилось радостнее, легче, казалось, они вот-вот улетят. А птица пела и пела.

— Друзья мои, что же мы теряемся! Это надо записать. Такое бывает раз в жизни! — воскликнул музыкант, опомнившись.

Ноты дружно закивали и послушно принялись за дело.

Птица пела, они работали, записывая мелодию на бумаге. Кончив петь, птица улетела в глубину сада, но ее пение осталось с ними.

После знакомства с диковинной птицей ноты преобразились, перестали шуметь, спорить, дуться, стройно встали каждая на своем месте и запели, тихо и благоговейно, райскую песню. А она, славя Создателя, устремилась вверх, в самую синь неба.

 

СКАЗКА О ЛЮБВИ

В маленьком хорошеньком домике на краю лесной опушки жили добрые женщины: мама, бабушка и Маша, их любимая дочка и внучка.

Бабушка вязала носки. Мама работала почтальоном — развозила людям газеты, журналы, письма и поздравительные телеграммы. А Маша охотно трудилась в саду. Девочка росла жизнерадостной, послушной, любила петь песни и читать книжки. Так они и жили.

Однажды в саду появился какой-то странный колючий кустик. Маша решила, что это роза, и обрадовалась: «Наконец-то у меня распустятся прекрасные цветы и будут радовать всю округу».

Мама очень удивилась: «Откуда бы взяться розам?» Бабушка тоже в это не поверила. А девочка ни о чем другом и думать не могла. Ей хотелось вырастить этот куст, и когда он распустится, подарить маме с бабушкой самый красивый цветок.

Маша всерьез взялась за дело. Каждое утро, еще до завтрака, она бежала в сад, поливала розу, рыхлила землю. И куст в благодарность девочке прилежно рос.

Бабушка сокрушалась и выговаривала внучке, что сначала надо позавтракать, а потом по саду бегать. Но на девочку никакие уговоры не действовали.

Через некоторое время, когда кустик разросся, мама с огорчением узнала в нем обыкновенный татарник — ничем не примечательный садовый сорняк. «Что же теперь будет?» — думала она, глядя, как ее дочка днями напролет не отходит от этой колючки, полет вокруг нее травку, собирает гусениц. В особо жаркие дни даже зонтиком накрывает.

— А может, это не роза? — нерешительно начинала мама грустный разговор, но дочка всегда ее останавливала:

— Да что ты, мамочка. Посмотри, какие у нее листья и шипы, совсем как на картинке в альбоме. Нет, это самая настоящая роза. Я в этом твердо уверена.

Скромный колючий кустарник в ответ приветливо покачивал своими веточками.

И вот, после стольких дней забот и ожиданий, появился огромный бутон. Теперь девочка совсем не отходила от него. «Наконец, — думала она, — я увижу свой цветок. Представляю, как обрадуются мама и бабушка. Ах, быстрей бы он распустился».

— Надо же, свалился нам на голову этот татарник, — вздыхала бабушка, — может, выкопать его, а на этом месте посадить настоящую розу?

— Машенька заметит, — отвечала мама. — Что делать — ума не приложу.

Но представьте себе, в одно прекрасное утро, девочка как всегда, выбежала в сад и увидела на обыкновенном колючем кустарнике огромный белый цветок розы. Он склонил свою пышную голову перед заботливой хозяйкой, а его тонкий аромат наполнил весь сад.

— Распустился! Мама, бабушка, распустился!

Мама с бабушкой стояли на крылечке веранды и не верили своим глазам. Но это был не сон, злосчастная колючка действительно расцвела. Девочка смеялась и пела от радости, а потом сорвала долгожданный цветок и принесла его маме.

Все были счастливы. На татарнике больше не появлялись розы, но Маша продолжала заботиться о нем. Бабушка подарила ей на день рождения несколько розовых кустов, за которыми она ухаживала с радостью.

А тот любимый и такой желанный цветок до сих пор стоит в маминой комнате — не увядает и с каждым днем становится красивее.

Если не верите, можете приехать и посмотреть сами.

КОНЕЦ.

(Источник и ©: Программа христианского воспитания детей, http://www.fairytales.narod.ru)

??????

КАМЕНЬ В РЫБЕ

Илья Литвак
(по мотивам произведения св. блж. Иоанна Мосха "Луг духовный")

 

Глава 1. Про Фраду, про дедушку Дадарши и про сладкие персики.

 

Эта история, так похожая на сказку (не правда ли, как это замечательно, когда история похожа на сказку, но произошла на самом деле?), итак, эта история произошла давным-давно в далекой стране Персии. Там солнце круглый год печет жарче, чем у нас летом, там растут персиковые и апельсиновые деревья, и с них можно срывать персики и апельсины и есть их, если конечно, позволят хозяева этих деревьев. И люди там совсем не такие, как мы, и называются они — персами.

Вполне возможно, что название свое они получили как раз от персиков, которых в этой стране — великое множество. Впрочем, может быть, и наоборот: это персики стали так называться в честь людей, которые их так старательно выращивали. Странно, но людей, называющихся, к примеру, апельсинами, я не знаю, но это и не важно. А важно то, что в этой стране, а точнее в ее провинции Парфии, а если еще точнее — в городе Низибии — большом торговом городе на берегу реки Тигр, жил один человек по имени Фрада. Был он молод, и даже очень молод — настолько, что у него еще не было бороды, а были лишь небольшие усы, к тому же едва заметные. И была у него жена, и звали ее — Ариана. Вот о них-то и пойдет у нас речь.

 

Надо сразу сказать, что Фрада был очень добрым, и жена — тоже была очень доброй, и они любили друг друга, а ведь это главное, не правда ли, когда люди любят друг друга?

А рядом с ними по соседству жил дедушка Дадарши. У него была большая борода и совсем белая, потому что он был уже старенький и седой. У дедушки Дадарши тоже была жена, но в отличие от жены Фрады, она была не очень добрая, зато очень сварливая. Она часто ругала дедушку Дадарши и, как правило — незаслуженно. Наверное, поэтому он почти все свое время проводил во дворе, в маленьком саду, и возился там со своим любимым персиковым деревом. Он окапывал его маленькой лопаткой, поливал из колодца, что давным-давно был выкопан его предками, а то просто сидел под ним на коврике или сладко спал, защищенный его тенью от палящих солнечных лучей.

А какие персики были у дедушки Дадарши! Ни у кого — ни в самом городе, ни в пригородных садах — не было таких сладких, таких сочных персиков, как у него.

Когда Фрада был еще совсем маленьким, старый Дадарши (он уже тогда был старым и седым) бывало, даст ему персиков столько, сколько могло уместиться в ладошках Фрады, и, когда Фрада вонзал в их мякость маленькие зубки и ловил языком сладкий сок, текущий по губам и подбородку, дедушка Дадарши гладил его по голове большой, шершавой ладонью и приговаривал:

— Ешь, Фрада, ешь. Видишь, какие сладкие мои персики? Это потому, что я ращу их с любовью. Расти Фрада добрым человеком, делай все с любовью, тогда и людям будет от твоих дел радость и тебе самому в жизни будет хорошо.

Фрада часто ел персики дедушки Дадарши, и часто Дадарши повторял ему одни и те же слова, которые Фрада очень хорошо запомнил. Может быть, именно поэтому он рос добрым мальчиком, а когда вырос, то хоть и не стал садовником, и в его дворе не было персиковых деревьев, зато стал настоящим мастером своего дела. А был Фрада — горшечником, как и его отец, и дед, и все его предки.

 

Глава 2. О творчестве Фрады.

 

Раз в неделю рано утром Фрада отправлялся за глиной. Он набирал ее — белую и красную — в большие мешки и нес домой, а дома делал из нее разные горшки, кувшины и вазы.

Был у Фрады ослик — небольшой такой ослик (для ослика небольшой, конечно), но очень выносливый и расторопный. Фрада даже сам удивлялся: сколько его ослик может увезти!

 

Бывало, Фрада нагрузит его так, что непонятно — где сам ослик? Только голова торчит, а вокруг — одни горшки. Горшки — они, конечно, полые изнутри, но все равно — довольно-таки тяжелые. А ослик очень даже спокойно справлялся со своей ношей и исправно доставлял все горшки на базар, где Фрада продавал их по сходной цене, сидя в конце горшечного ряда. Все горшечники сидели в одном ряду, и он — как самый молодой из них — сидел последним. Горшки Фрада делал хорошие — звонкие и прочные, помня завет старого Дадарши, и люди охотно их покупали.

Но Фрада чувствовал, что сердце его просит чего-то большего, чем простая лепка горшков. Ведь он был не просто горшечником — в глубине души он был еще и художником.

 

Обычно его творчество заканчивалось одним и тем же. Фрада, закусив верхнюю губу, выводил гусиным пером на горшке или кувшине затейливый узор или рисовал странных мифических животных.

Потом он внимательно рассматривал, что у него получилось, и звал Ариану.

Некоторое время они смотрели на кувшин вместе, затем Фрада тяжко вздыхал и делал рукой сверху вниз вот так: «шлёп!» И разрисованный кувшин превращался в бесформенную массу мокрой глины с разноцветными разводами. Все получалось не так, как ему хотелось. Не было в его рисунках настоящей красоты, и Фраде от этого становилось очень и очень грустно.

И так продолжалось до того самого утра, когда... Но это уже отдельная история, и я расскажу о ней в следующей главе.

 

Глава 3. В которой Фрада услышал чудное пение, а Ариана пришла в восхищение от его работы.

 

Фрада жил на самой окраине города Низибии. Его домик стоял у дороги, которая вела к большим Восточным воротам. Днем дорога была заполнена людьми — пешими и едущими на ослах и верблюдах. Утром же она была пустынна, потому что ворота открывались только после восхода солнца.

Тишина окутывала последним сном соседние сады. Никто не мешал Фраде встречать восход солнца и читать положенные длинные молитвы.

Фрада держался веры своих предков. Он был огнепоклонником и верил в бога Ормузда. Жена же его, Ариана, была христианкой, и каждое утро она молила Всевидящего Творца обратить сердце Фрады к истинной вере.

— Господи, Иисусе Христе, — шептала она. — Мой муж — такой добрый! Сделай так, чтобы он тоже смог после смерти войти в Твое Небесное Царство и мы были с ним неразлучны как в этой жизни, так и в будущей.

У Арианы была по-детски чистая душа, и молитва ее была искренней, поэтому Господь не оставил ее просьбы без ответа.

 

В это утро обычная для ранних часов тишина была потревожена громким перестуком конских копыт. В конце улицы показался белый тонконогий арабский жеребец. На нем гордо и властно восседал знатный вельможа. Он держался в седле так уверенно и с таким достоинством, что казалось, будто он сидит не на коне, а на троне, у себя во дворце, где множество слуг напряженно вслушиваются в каждое его приказание и готовы по первому зову броситься исполнять любое его приказание. Сбруя коня была украшена множеством золотых пластин, которые издавали приятный для слуха мелодичный перезвон. Сам же вельможа был одет в богато расшитый охотничий костюм. На голове вельможи высилась круглая шапка, за пояс был заткнут дамасский кинжал с чеканной рукояткой.

И всадник и конь словно вынырнули из яркого сияния восходящего солнца. За вельможей следовали его оруженосцы, но взгляд Фрады был прикован к их господину, и он не обратил на них никакого внимания.

Отряд скрылся вдали. Облако пыли еще клубилось по дороге, поднятое конскими копытами, а вокруг Фрады начало происходить что-то необыкновенное.

Сначала он услышал, как запели птицы. В этом еще не было ничего удивительного, хотя их голоса показались ему в это утро особенно сладкозвучными. Но потом он услышал, как запело... персиковое дерево. Возможно, вы спросите: «Как же это может быть, чтобы дерево запело? Никто никогда не слышал, чтобы пели деревья!» И, тем не менее, все было именно так. Персиковое дерево дедушки Дадарши запело.

Еще вчера на нем были маленькие бутоны, а в это утро они распустились. Все дерево было покрыто нежными розовыми цветами, они благоухали, и каждый цветок пел свою особую мелодию, не мешая другим и сливаясь со всеми в чудесный цветочный хор.

Но этого было мало. Фрада услышал торжественный гимн. Это запело солнце, раскрывая в небе веер своих лучей, и небо запело ему в ответ, так же торжественно и возвышенно.

Фрада торопливо вошел в сарайчик, прилепившийся к стене дома — там находилась его горшечная мастерская. Заскрипел, закрутился гончарный станок. Под руками мастера кусок глины превратился в высокую вазу с узким горлышком. Осторожными движениями кисти Фрада вывел контуры деревьев и птиц. Он слушал их музыку, и в его руках краски словно оживали. Он чувствовал, что Тот, Кто сотворил небо и землю, дает ему силы и вдохновение, словно продолжая Свой творческий акт — его руками — на какой-то на первый взгляд ничтожной глиняной вазе...

Впервые, окончив работу, Фрада не вздыхал тяжко, как бывало с ним раньше. Он смотрел на вазу и не мог от нее оторваться. На фоне золотистой земли и нежно-голубого неба, посреди цветущего сада стоял величественный воин, точь-в-точь похожий на того всадника, что проскакал мимо него час тому назад. Лучи солнца играли на его доспехах. В руке он сжимал длинный изогнутый меч, ногой же попирал поверженного диковинного зверя — полульва-полудракона.

Потом Фрада позвал Ариану. Она вошла осторожно и, как обычно, встала рядом.

— О, мой господин, как это хорошо! — произнесла она и склонила голову к нему на плечо. И Фрада понял, что это и есть настоящее человеческое счастье.

 

Глава 4. В которой Фрада едет на базар и встречается со знатной госпожой.

 

На этот раз ослик шагал по дороге, ведущей на базар, налегке — горшков было немного. Наверно, другой бы на его месте удивился, но, видимо, у Фрады был невозмутимый ослик, он никогда ничему не удивлялся. И на этот раз он бодро стучал копытцами, а Фрада шел рядом и нес в руках драгоценный сосуд — свою вазу, покрытую куском легкой материи.

Расположившись в конце горшечного ряда, он поставил вазу на самое видное место, но так, чтобы ее никто не мог задеть неосторожным движением. Перед ней неприступной стеной стоял ряд горшков разной величины.

Каждый, кто проходил мимо, обязательно останавливался около Фрады, долго с восхищением разглядывал его вазу, цокал языком, но никто не мог в точности сказать, сколько стоит такая работа, и, постояв в нерешительности и налюбовавшись на эту красоту, отходил в сторону. Сам же Фрада тоже любовался своей работой, ему совсем не хотелось продавать ее, и он даже был рад, когда очередной покупатель, не сумев оценить ее по достоинству, проходил мимо.

Но вот у горшечного ряда появились носилки с шелковым балдахином. Носилки равномерно покачивались из стороны в сторону — в такт шагам четырех эфиопов, на плечах которых они покоились. При их приближении крики торгующих стихали и все почтительно склонялись в низком поклоне. Эфиопы были одного роста, в одинаковых набедренных повязках, на их запястьях и щиколотках сверкали толстые залитые браслеты.

В носилках сидели две молодые женщины. Они с любопытством разглядывали все, что было выставлено мастерами горшечного искусства. Ни один из горшечников раньше их здесь не видел. Да и вообще, знатные особы редко посещали ряды ремесленников, поручая выбор посуды своим слугам.

Носилки медленно продвигались вдоль ряда и остановились прямо напротив Фрады.

Фрада услышал, как одна из женщин, на вид — госпожа, невольно вскрикнула, взглянув на его работу. Потом она сделала знак рукой — ее служанка вышла из носилок и, подойдя к нему, произнесла:

— Моя госпожа хочет посмотреть эту вазу.

Фрада осторожно и бережно передал ей вазу. То, что он затем услышал, было для него так неожиданно, что он вздрогнул и даже побледнел, хотя этого никто не увидел.

— Презренный раб! — прозвучал над  ним властный голос. — Знаешь ли ты, кого изобразил на своем сосуде? Этот человек может любого из жителей города вознести до небес или стереть в порошок! Этот человек — наместник области, великий и могущественный Аль Марух, полководец, прославившийся во многих сражениях и любимец шахиншаха. И этот человек — мой муж!

Фрада понял, что сейчас может произойти что-то ужасное. Он весь сжался, словно в ожидании приговора. Но голос вдруг смягчился — так смягчается грозовое небо, когда гроза уже прошла стороной.

— Сколько ты хочешь получить за эту работу?

Фрада, не смея поднять головы, отвечал так:

— Могу ли я — жалкий ремесленник, оценить по достоинству свою работу? Пусть моя госпожа не прогневается, если я предложу ей принять в дар от меня эту вазу, если она пришлась ей по вкусу.

— Ты, я вижу, не только искусный мастер, но и благороден, насколько может быть благороден человек твоего происхождения. Что ж, я принимаю твой подарок, и, чтобы ты не считал меня неблагодарной, я покупаю у тебя все твои горшки, все — до единого. Здесь — пятьдесят драхм, я думаю, этого будет достаточно. Кроме того, с сегодняшнего дня ты будешь поставлять посуду во дворец — для нашей кухни. Служанка передала Фраде шелковый мешочек с серебряными монетами, а голос ее госпожи стал еще мягче, и в нем зазвучали бархатные кошачьи нотки. — Кроме того, если ты сможешь сделать еще одну вазу, такую же как эту, и изобразить на ней не только моего мужа, великого Аль Маруха, но и меня, ты получишь втрое большую сумму против сегодняшней. Ты понял меня, мастер? Я приду сюда через неделю, в это же самое время.

И, не дожидаясь ответа, она сделала знак эфиопам, и те понесли носилки дальше, так же неторопливо покачиваясь из стороны в сторону.

Весь этот день в горшечном ряду только и было разговоров о том, как повезло этому Фраде. «Видно, он родился в рубахе!» — порешили наконец горшечники.

Сам же Фрада ехал домой верхом на ослике. Он то открывал мешочек с монетами, то закрывал его, вспоминая по частям весь разговор со знатной госпожой, а главное — предвкушая исполнение нового заказа. Он надеялся, что его новая работа будет не хуже прежней, и довольно насвистывал какую-то песенку, которую он всегда насвистывал, если день прошел удачно.

 

Глава 5. В которой Ариана дает Фраде очень мудрый совет.

 

— Что же ты будешь делать с этими деньгами? — спросила Ариана у Фрады, когда он в очередной раз раскрыл перед ней мешочек с монетами и в очередной раз закончил свой рассказ о том, как знатная госпожа купила у него весь товар и заказала новый.

— Ну, что же можно делать с деньгами? — удивился Фрада. — Что-нибудь купим. А впрочем, если мы будем их тратить, то они рано или поздно кончатся... — он задумчиво почесал подбородок. — Вот что, — наконец произнес он, — отдам-ка я, пожалуй, их в рост, как это делают на базаре менялы. И на проценты можно будет тогда что-нибудь купить, а сами деньги останутся в целости и сохранности.

— Но это не очень большая сумма, — возразила ему Ариана. — На вырученные с нее проценты мы едва ли сможем что-нибудь купить. Может быть, ты отдашь их в рост христианскому Богу?..

От этого предложения глаза у Фрады слегка округлились, и он вопросительно посмотрел на свою жену. Если бы на его месте был сейчас дедушка Дадарши, то он ни за что бы не стал слушать свою жену. Но Фрада очень любил Ариану, поэтому он вопросительно посмотрел на нее и произнес только:

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю, что ты можешь отдать эти деньги в рост христианскому Богу. И не только вернуть их со временем обратно, но еще и получить в семь раз больше того, что отдашь.

— Ты говоришь — в семь раз больше... — механически повторил Фрада, не понимая смысла того, что предложила ему жена.

— Да, в семь раз больше.

Некоторое время он морщил лоб, напряженно пытаясь сообразить, каким образом можно Богу дать денег взаймы и тем более — получить их обратно с прибылью. Но эта задача была ему явно не по силам. Видимо, Ариана знала что-то такое, о чем Фрада даже не догадывался. Поэтому он прекратил эту бесполезную деятельность и просто спросил:

— Как ты предлагаешь это сделать? — Очень просто, — ответила ему она.

— Для этого нам с тобой нужно пойти в христианский храм, и там ты сможешь отдать эти деньги в долг Богу. А со временем получишь их от Него обратно сторицей.

Надо сказать, что дедушка Дадарши учил Фраду не только быть добрым. Учил он его также тому, что женщины — все, без исключения — вздорные и глупые и слушать их нельзя ни при каких обстоятельствах. Но все дело в том, что, как я уже говорил, Фрада очень любил свою жену. И он не считал ее ни вздорной, ни глупой. Совсем наоборот, Ариана в его глазах была замечательной и очень умной женщиной. В этом его взгляды со старым Дадарши не совпадали.

«Чтобы предстать перед Богом, нужно выглядеть достойно», — решил Фрада, поэтому одел на себя белую рубаху «судрех» с длинными рукавами и широкие белые панталоны. В эту одежду он всегда облачался для молитвы. Потом, подумав, что ему придется идти через весь город, он одел поверх еще одну рубаху и натянул на ноги кожаные туфли с острыми носками, а на голову натянул шапочку. Вид у него получился довольно-таки странный, но и дело, по которому они собирались идти, было из ряда вон выходящим, поэтому Фрада даже не обратил внимания на необычность своего наряда.

 

Глава 6. В которой Фрада и Ариана, отправляются в храм.

 

— Где это видано, чтобы люди давали деньги в долг Богу?! И где это видано, чтобы Он потом их возвращал, да еще семикратно? — так бормотал Фрада, но все же покорно шел рядом со своей женой, пробираясь по узким улочкам к главной городской площади, за которой находился христианский храм.

Они миновали похожие на большие кубики с арками здания медрессе и зороастрийского храма, где жрецы-мобёды заунывно тянули свои молитвы. Миновали большие городские бани. С трудом протиснулись сквозь кричащую толпу людей, которыми кишела базарная площадь, и наконец очутились перед христианским храмом. В отличие от зороастрийского, он не был похож на большой кубик, а скорее напоминал греческие строения со множеством колонн и перекрытий.

Вокруг было пусто. Служба уже окончилась, или, возможно, ее в этот день вообще не было. Одни только нищие сидели на ступеньках, ведущих в храм, и вопросительно поглядывали на Фраду и его жену.

Фрада тоже вопросительно посмотрел на свою жену.

— Вот мы и пришли, — сказала ему Ариана. — Теперь ты можешь дать деньги в долг христианскому Богу.

Но я не вижу здесь никого, кроме нищих.

Вот им и отдай деньги, — сказала ему Ариана и ласково улыбнулась.

— Ты хочешь, чтобы я все деньги раздал нищим?

— Да, потому что они — самые близкие Богу люди. Они — Его придворные и даже — меньшие братья. И, отдав деньги им, ты можешь считать, что отдал их Богу.

Фрада недоверчиво посмотрел на свою жену. Потом он перевел взгляд на нищих и снова посмотрел на Ариану. Та ободряюще ему кивнула, и он нехотя поплелся раздавать свои деньги нищим.

Он совал в протянутые руки по одной монете, и что удивительно — в его мешочке оказалось ровно столько монет, сколько нищих сидело на ступеньках храма. И они принимали у него деньги с такой благодарностью и так искренне начинали молиться за него и за его жену, желая им счастья, что на душе у Фрады с каждой потраченной серебряной монетой становилось все легче и радостней.

Наконец, когда последняя драхма перешла из его рук в руки худого, изможденного от голода и зноя старика, Фрада почувствовал такую радость, какая была в его сердце, когда он слушал пение деревьев и трав и когда в его руках пели краски, плавно и ладно ложась на глиняную поверхность вазы. Он почувствовал себя снова ребенком — маленьким мальчиком, и ему захотелось петь и скакать на одной ножке. И когда Ариана взяла его за руку, и они пошли домой, то вряд ли были на земле в тот момент люди, более счастливые, чем эти двое.

 

Глава 7. В которой Фрада спорит с дедушкой Дадарши.

 

День проходил за днем, Фрада все занимался росписью новой вазы, но вдохновение к нему не приходило, работа не ладилась, а деньги таяли на глазах и, наконец, совсем закончились.

Весть о том, что Фрада раздал деньги, полученные им от жены наместника, нищим, быстро облетела всю округу. Те, кто знал Фраду, при встрече с ним изображали на лице такое удивление, как будто это был не он, а какая-то диковинка, ну, к примеру, — верблюд с тремя горбами, вместо положенных двух. Иные же просто ухмылялись ему в спину, и Фрада старался появляться в городе как можно реже. Ему было неприятно чувствовать такое отношение к себе окружающих.

Больше всего он боялся встретиться с дедушкой Дадарши. Прежде чем выйти из дома, Фрада осторожно выглядывал из-за двери — нет ли поблизости Дадарши, и, только убедившись, что его поблизости нет, потихоньку, стараясь не шуметь, пробирался к калитке.

Но рано или поздно их встреча все же должна была состояться — он это понимал. И вот однажды, когда Фрада возвращался домой, то увидел, что дедушка Дадарши его уже поджидает. Старик выглядывал из-за своей изгороди и пытался разобрать своими подслеповатыми глазами: Фрада это идет или нет. Наконец Дадарши разглядел, что это идет действительно Фрада, замахал ему рукой и так сильно начал качать головой из стороны в сторону, что его тюрбан непременно свалился бы на сторону, если бы дедушка Дадарши его вовремя не поддержал обеими руками.

— Эй, Фрада! — закричал Дадарши через всю улицу, не дожидаясь, когда тот подойдет ближе. — Это правда — то, что я слышал?..

Фраде очень не хотелось отвечать на этот вопрос, и он молча шел к дому, надеясь укрыться в нем и от дедушки Дадарши, и от его вопросов. Но дедушка Дадарши не унимался.

— Это правда, что ты получил пятьдесят драхм и все эти деньги пустил на ветер?

— Я не пустил эти деньги на ветер, — Фрада устало провел рукой по лицу, словно смахнул невидимую для глаз паутину. — Я раздал их нищим.

— Ты раздал их нищим? Значит, это правда! — горестно воскликнул старик. — Зачем? Скажи, зачем ты это сделал?

— Так мне посоветовала моя жена. Она сказала, что если я раздам деньги нищим, то тем самым дам их в долг христианскому Богу. Я ей поверил и сделал так, как она сказала.

— Фрада! — еще горестней воскликнул Дадарши. — Разве я не учил тебя не слушать женщин? Разве не говорил тебе, что они глупы и не могут дать тебе мудрый совет? Ну почему ты не спросил меня?!

Фрада не знал, как возразить дедушке Дадарши. Он был прав. А прав ли?.. Словно молния вдруг озарила усталую голову Фрады. Все стало так ясно и оказалось так просто, что он широко открыл от удивления глаза.

— Дедушка Дадарши, разве не ты учил меня быть добрым? Когда я раздавал деньги нищим — я делал доброе дело. И мне кажется, что если делаешь добро, то оно потом обязательно вернется к тебе, и вернется сторицей. Вот что имела в виду Ариана, когда говорила мне, чтобы я дал деньги в долг христианскому Богу! Как же я сразу этого не понял?

— Я учил тебя быть добрым. Но я не учил тебя раздавать все, что имеешь, нищим! Это уже слишком, Фрада! Слышишь? Слишком!

— Разве можно быть добрым — слишком?..

На этот вопрос уже Дадарши не смог ответить. Он только пробормотал вслед Фраде:

— Может, ты еще сменишь веру отцов на христианскую веру?.. — но тот уже скрылся в доме, и на этот вопрос Дадарши ответа не получил.

 

Глава 8. В которой Фрада кое-что начинает понимать.

 

Фрада сидел перед своим станком, подперев голову руками, и уныло смотрел на вазу. Как он ни старался — ничего у него не получалось. И теперь он просто сидел и ждал. Чего?.. Он и сам не знал — чего. Не было в его сердце радости и легкости, как тогда — во время его первой удачной работы. А значит, и начинать не было смысла.

Горшки он не лепил, занимаясь только заказом жены наместника. А раз не было горшков — значит, и продавать было нечего. А деньги у них кончились. Что теперь делать?..

Вошла Ариана. Постояла немного, глядя на нетронутую красками поверхность вазы. Она знала, что нужно делать. Но как сказать об этом мужу?..

— Не поет у меня сердце, Ариана!.. — голос Фрады прозвучал глухо и безнадежно.

— А раньше пело? — тихо спросила она.

— Раньше пело, — вздохнул Фрада. — А теперь — не поет.

— Наверное, это потому, что в тот раз Господь невидимо коснулся Своей рукой твоего сердца, о мой господин.

Фрада приподнял брови.

— Что ты говоришь? — спросил он.

— Я говорю, что в прошлый раз Господь коснулся твоего сердца и оно переполнилось радостью и счастьем.

Да. Его жена действительно была очень умной женщиной. Фрада это всегда знал. Он еще не до конца понял, что хотела сказать Ариана этими словами, но сердцем почувствовал, что она говорит правду.

— Так ты говоришь... — начал он. — А нищие? Тогда тоже...  — он изо всех сил пытался ухватить тонкую ниточку мыслей — правильных мыслей, и даже пальцы его разжались и начали описывать в воздухе мелкие круговые движения, словно Фрада пытался намотать на них нить своих рассуждений.

— Да, мой господин. — С готовностью поддержала его Ариана. — Тогда ты творил добро. А когда человек делает доброе — это угодно Господу. И Он во второй раз даровал тебе Свою Небесную радость.

— Так значит... — начал Фрада, но Ариана его прервала.

— Тебе нужно просто попросить. Сказать: «Господи, помоги мне в работе». И все у тебя получится.

— Сказать: «Господи, помоги мне в работе?»

— Да. Но сначала, о мой господин, тебе нужно сходить туда, где ты раздал свои деньги нищим. Потому что у нас кончилось все, из чего я могла бы приготовить тебе обед.

— И ты думаешь?..

— Конечно. Он обязательно нам поможет.

— Велика вера твоя, Ариана! — пробормотал Фрада.

И он был абсолютно прав.

 

Глава 9. В которой Фрада отправляется в храм и находит одну серебряную монету.

 

Снова он пробирался по узким улочкам по направлению к базарной площади. Дома вдоль улочек были плотно прижаты друг к другу, и это — не случайно. Днем на востоке солнце печет так сильно, что, если бы не тень, падающая от домов, идти по городу было бы нестерпимо трудно. Впрочем, и в тени было очень жарко и душно.

Но Фрада не обращал на это внимания. Он был погружен в свои думы. Мысль о том, что рука христианского Бога дважды невидимо коснулась его сердца, так занимала его, что он не чувствовал ни солнечного жара, ни духоты. А мысль о том, что он сейчас встретится с этим Богом и Он даст ему деньги! вдруг так поразила его, что он даже остановился. «Не нищие же, в конце концов, вернут мне деньги!» — пробормотал он, еще некоторое время постоял в нерешительности, опершись рукой о горячую поверхность стены, и снова тронулся в путь.

Вот и базарная площадь осталась позади. Перед Фрадой стал христианский храм. Ему вдруг показалось, что храм — как будто живой. Стоит, смотрит на Фраду своими небольшими окнами и словно склоняется к нему, готовый выслушать его просьбу. И что-то хорошее такое, доброе исходит от храма и согревает теплом сердце Фрады, ободряя его и словно говоря:

— Ну же, Фрада. Скажи мне — для чего ты пришел сюда и чего ты хочешь?

Он постоял немного. Потом поглядел вокруг. Никого — только нищие все так же сидят на ступенях, словно и не сходили с них с тех пор, как Фрада был здесь в прошлый раз. Они поглядывали на него, как бы вопрошая: не хочет ли он и теперь, как тогда, помочь им и подать милостыню?

«Нечего мне вам дать, — подумал про себя Фрада. — Я теперь почти такой же, как и вы. Я теперь сам пришел за деньгами. Только почему-то мне их никто пока возвращать не собирается».

Фрада постоял еще. Потом походил туда-сюда, поднимая ногами мелкую пыль. Никого. Ни Бога христианского он не увидел, ни денег.

Фрада нерешительно поглядел на ворота. Они были не заперты, и ему показалось, что какой-то внутренний голос подсказывает ему: «Иди туда, Фрада. Может быть, там ты как раз и обретешь то, чего ищешь».

Он поднялся по ступеням. Потрогал тяжелые кольца, потом потянул одно из них на себя. Дверь приоткрылась. Никто не остановил его. Нищие, казалось, не обращали на него внимания. Фрада вошел внутрь.

В храме было прохладнее, чем снаружи. Полумрак дремал вдоль стен. Окна были наверху — под самым сводом, и потоки света падали вниз по диагонали. Один из них освещал пол прямо перед ним, и Фрада увидел рельефное мозаичное изображение рыбы. «Надо же! Рыба, — подумал Фрада, разглядывая мозаику повнимательнее. — Красивая. Похожа на карпа. Такую рыбу продает на базаре мой знакомый торговец Гурам.

«Зачем она здесь? Неужели христиане изображают так своего Бога?»

Глубже он идти не решился. Храм был пуст. Никто не подошел к Фраде. И он немного погодя вышел из него, осторожно, как и вошел. Потом спустился по ступеням, огляделся. Никого кроме нищих он не увидел, как ни старался. Фрада даже пробовал зажмуриться и смотреть через ресницы. Нет — никого.

Что-то мелькнуло у него под ногами. Мелькнуло и звякнуло — тихо так. Монета? Фрада нагнулся. Точно — одна драхма. Серебряная драхма, такая же как те, что он раздал когда-то нищим. Только одна. Должно быть много, а тут — только одна.

Фрада поднял монету и поплелся домой. Может, Ариана что-то напутала? Может, он чего не понял? Теперь Фрада чувствовал и жар, исходящий не только сверху, но и от нагретой земли и сбоку — от стен домов, и духоту — нестерпимую, духоту выжженного досуха воздуха, которым очень и очень трудно дышать.

 

— Ну что же, мой господин? Помог ли тебе мой Бог? Вернул ли Он тебе деньги?

— Нет, Ариана. Никого я не встретил. Никого, кроме нищих. Правда я нашел в пыли одну монету. — И он протянул Ариане серебряную драхму.

— Вот и хорошо, — ласково и нежно пропел ее голос.

— Что же тут хорошего? Это очень мало — одна монета!

— Но ведь этого вполне достаточно, чтобы сходить на базар и купить нам еды.

Да. Для этого — вполне достаточно. Фрада очень устал для того, чтобы спорить сейчас со своей женой. И на базар, опять на базар! Очень ему этого не хотелось. Но что делать, если еды нет, а монета есть, пусть хоть и одна. Ее действительно хватит на то, чтобы купить им еды на этот день. А дальше?

— А дальше — как Бог даст, — словно прочла его мысли Ариана.

 

И Фрада отправился на базар.

Если бы старый Дадарши увидел, как Фрада слушается свою жену, то наверняка снял бы тюрбан и вырвал из головы все свои седые волосы. Ну где же это видано — чтобы муж слушался жену?! На востоке вообще не принято слушаться женщин. Наоборот, женщина должна вести молчаливую, скромную жизнь и во всем подчиняться своему мужу.

Но дело в том, что Фрада слушал свою жену не потому, что он любил ее, хотя любил он ее очень сильно. Дело в том, что сам Господь как когда-то вдохновлял Фраду на его творчество, так и теперь Он вдохновлял Ариану и ее устами руководил Фрадой, постепенно привлекая его к Себе. И он не сопротивлялся. И слава Богу, что так.

 

Глава 10. В которой торговец рыбой делает Фраде неожиданный подарок.

 

Базар... С раннего детства Фрада бывал здесь со своим отцом. И с раннего детства он полюбил это огромное пространство, заполненное запахом жареных каштанов, которые старухи жарили прямо на земле, криками торгующих, ревом животных, детским визгом и плачем, звоном медных подносов, протяжными звуками флейты, которыми факиры поднимали из темноты мешка на белый свет тягучих, как смола, и шипящих ядовитых змей, тонким плакучим перезвоном колокольчиков на шее мохнатых верблюдов, на которых заморские купцы везли свои диковинные товары, яркими красками всех цветов и оттенков... Жизнь здесь бурлила, клокотала и плавилась от солнечного жара, подогретая человеческими страстями.

Но сейчас эта жизнь базара текла сама по себе — помимо него. Он старался как можно быстрее миновать все торговые ряды, купить то, что можно было купить на его единственную драхму, и снова оказаться дома — подальше от этой суеты, а главное — от знакомых, которых на базаре было великое множество. Больше всего на свете Фраде сейчас не хотелось отвечать на вопрос:

— А правда ли то, что ты все деньги потратил на нищих?..

Он благополучно миновал ряды седельников, медников, боязливо оглядываясь, обошел стороной ряд горшечников, где его знакомыми были все — до единого, и наконец оказался в ряду торгующих всякой снедью.

Сладостный запах спелых дынь приятно щекотал его обоняние, зеленые полосатые арбузы — огромные, какие растут только в верховьях Тигра — будто просились в руки, и Фраде даже почудилось, как они шепчут ему: «Купи нас, Фра-да! Купи...» Финики, персики и прочие фрукты — сочные, сладкие до приторности зазывали его к себе гнусавыми и назойливыми голосами продавцов. Но у Фрады была только одна драхма. И он мужественно прошел мимо фруктовых лавок, купил у пекаря несколько кукурузных лепешек, у зеленщика — немного зелени, и от его драхмы осталась ровно половина.

Он приостановился, недоумевая — что же еще купить? И тут словно скала навалилась ему на плечи и придавила своей тяжестью. Невеселые мысли зашевелились в его голове. «А так ли уж права была Ариана? Не простое ли совпадение — эта одна, всего лишь одна! драхма. И нет этого таинственного христианского Бога. Ведь я так и не увидел Его. И никто, никто никогда не вернет мне обратно денег!..»

Словно Кто-то невидимый подтолкнул Фраду под локоть. Он сделал невольно пару неверных шагов в сторону и оказался прямо напротив торговца Гурама, у которого всегда покупал рыбу, и про которого вспоминал тогда — в храме, когда разглядывал мозаичное изображение рыбы.

 

Гурам был человеком огромного роста. У него было большое и широкое добродушное лицо с большими глазами, большой бородой и очень большими усами. Большими и сильными руками Гурам с легкостью передвигал такие же большие, как и он сам, тростниковые корзины с рыбой. Увидев Фраду, он сразу загудел низким голосом на весь ряд:

— Фрада! Ты ли это? Что же ты не здороваешься и ничего не покупаешь?

— Здравствуй, Гурам, — нехотя ответил Фрада. — Да у меня — денег нет...

— Так возьми хоть сома. Смотри — какой большой! Одна голова — чего стоит.

И Гурам довольно шлепнул ладонью по чудовищного размера сому, который не вмещался ни в одну из корзин и потому висел подвешенный на крюк за толстые губы.

— Да у меня — денег нет! — еще раз попытался объяснить Фрада.

— Денег нет? — удивился в ответ Гурам. — Ну тогда возьми немного форели.

И он сгреб обеими руками из корзины несколько толстых пятнистых рыбин, отливающих на солнце голубым серебром.

Фрада молчал. Ему очень не хотелось повторять, что у него нет денег. А Гурам, как будто что-то осознав, плюхнул форель обратно в корзину, выпрямился и прищурясь поглядел на него в упор.

— Так это правда?..

Фрада опять промолчал. Он только вздохнул тяжело. То, чего он боялся, — свершилось. Он все-таки столкнулся с человеком, который, конечно же, был наслышан о его подвиге с деньгами жены наместника. «Ну, сейчас начнется...» — подумал Фрада и снова вздохнул. Но его опасения не подтвердились.

— Значит, это правда... — протянул Гурам. А потом... Потом он вдруг нырнул куда-то под прилавок, вытащил большую корзину и достал из нее красивого, толстого сазана с большой чешуей — размером примерно с ту драхму, которую Фрада уже наполовину потратил.

— Держи. — Гурам сунул растерявшемуся Фраде рыбу и довольно вытер руки о свой кожаный передник.

— Да у меня... — Фрада опять хотел повторить ту же фразу — про то, что у него нет денег. Но Гурам не дал ему договорить до конца.

— Да знаю, знаю я, что у тебя нет денег. Ты же все деньги раздал нищим. Так я тебе ее просто отдаю — без денег. Бери, бери!.. Налепишь горшков, продашь, выручишь денег, тогда и отдашь. Если захочешь, — прибавил Гурам и подтолкнул опешившего Фраду под локоть — точь-в-точь как несколькими минутами раньше это сделал Кто-то совсем невидимый.

 

Глава 11. В которой Ариана потрошит рыбу, а Фрада снова встречается с дедушкой Дадарши.

 

Фрада плохо помнил, как он добрался домой. Дома он вручил Ариане так странно доставшуюся ему рыбу, а также лепешки и зелень. Сам же лег на ковер и задумался, пытаясь привести мысли в порядок. Деньги, отданные нищим и при этом одновременно в долг христианскому Богу, мозаика в храме в виде рыбы, наконец — рыбина, которую всунул ему в руки Гурам, — все переплелось в его голове в какую-то сплошную сеть из множества ячеек. Но ему так и не удалось привести мысли в порядок, потому что Ариана, которая потрошила в это время принесенную им с базара рыбу, вдруг вскрикнула от удивления:

— Посмотри, о мой господин, что я нашла в брюхе у этой рыбы! — воскликнула она.

Она подошла к нему, и он увидел у нее на ладони камень. Это был небольшой камень — размером примерно с грецкий орех, но очень красивый, совсем прозрачный — как капля воды в Тигре, и с точно таким же желтоватым оттенком, словно солнце подарило ему частичку своего света.

— Надо же!.. — удивился Фрада. — Ты говоришь, это было в рыбе?

— Да, о мой господин, прямо в брюхе.

— И ты думаешь, что он чего-нибудь да стоит? — Фрада вопросительно посмотрел на свою жену. Что-то начало проясняться в его голове. Камень в рыбе! Ну надо же...

Он уже хотел подняться и идти к знакомому ювелиру — айсору Сеннахириму, но Ариана заботливо остановила его.

— О мой господин, ты так устал. Может быть, мы сначала разделим наш скромный обед, а уже потом ты совершишь то, что задумал?

«Какая же у меня умная жена», — подумал Фрада. Он вновь блаженно вытянул усталые ноги, а Ариана вернулась к своей стряпне.

Когда Фрада вышел во двор, было уже за полдень. Солнце совершило большую часть пути по небосводу. Было уже не так жарко, и даже легкий ветерок не обжигал своим дыханием лицо и руки, хотя еще и не был по-вечернему прохладным.

За оградой около своего дерева копался дедушка Дадарши. «Дедушка Дадарши! Я и забыл про него», — подумал Фрада с боязнью. А Дадарши словно почувствовал это. Он обернулся к Фраде и приветливо замахал в его сторону небольшой лопаткой.

— Фрада! Это ты? Ты куда-то собрался идти? Куда же?.. — Ничто не могло укрыться от дедушки Дадарши. «У него прямо чутье на все, что я собираюсь сделать», — подумал про себя Фрада. Вслух же сказал:

— Да, дедушка Дадарши. Я собираюсь навестить досточтимого айсора Сеннахирима.

— Сеннахирима?! — Дадарши разогнулся и, встав во весь рост, широко открыл глаза. Фраде показалось даже, что борода дедушки Дадарши от удивления слегка зашевелилась. — Отчего это ты вдруг решил навестить почтенного Сеннахирима?

— Я хотел осведомиться о его здоровье, — слукавил Фрада. Но Дадарши не так-то легко было сбить с толку. Он поспешил к ограде и, уставив на Фраду немигающий взор своих старческих, слегка слезящихся глаз, спросил:

— И это все, что ты хотел у него узнать?

— Нет, — Фраде ничего не оставалось, как сказать всю правду. — Я хотел спросить у него про камень.

— Про камень?

Фрада протянул Дадарши камень, и он засверкал на его ладони, переливаясь всеми цветами радуги. Дадрши даже зажмурился — так ярко сверкал камень, отражай солнечные лучи.

— Где ты нашел его?

— Его нашла Ариана. В брюхе у рыбы.

— Как ты сказал? В брюхе у рыбы?

— Да, дедушка Дадарши. В брюхе у рыбы. Ее подарил мне на базаре торговец Гурам.

— Вот как? — протянул удивленно тот. — А что, может быть, он действительно чего-нибудь стоит.

— Именно это я и хочу узнать у почтенного Сеннахирима. — Фрада зажал камень в ладони, кивнул дедушке Дадарши на прощание головой и зашагал в сторону калитки.

— Надо же, — удивился еще раз вслед Фраде дедушка Дадарши. И, что-то бормоча себе под нос, вернулся к своему любимому дереву.

 

Глава 12. О том, как айсор Сеннахирим покупал у фрады камень.

 

Айсор Сеннахирим жил в красивом белом доме — настоящем кирпичном доме, который покоился на прочном фундаменте, сложенном из больших камней. Рамы в доме были вырезаны из кипариса и украшены резьбой. А по бокам дома высились два лепных изображения древних ассирийских богов «шёду» — странных существ с телом быка и человеческим лицом — точь-в-точь похожего на лицо почтенного Сеннахирима: с такой же аккуратной окладистой бородой, уложенной рядами мелких колец, с такими же толстыми губами, мощными надбровными дугами, тонким орлиным носом и большими, круглыми, слегка выпученными глазами. Разница между ассирийскими богами «шеду» и почтенным Сеннахиримом состояла в самом теле. В отличие от «шеду» у айсора Сеннахирима было обычное человеческое тело — с руками и ногами, разве что очень длинное и худое. Но поскольку Сеннахирим всегда передвигался медленно и величаво, его худоба не бросалась в глаза, и выглядел он внушительно, поглядывая на всех с высоты своего немалого роста.

Около дома росло несколько пирамидальных тополей, и было множество клумб с прекрасными большими лилиями. За ними исправно смотрел садовник, и они источали такой сильный дурманящий аромат, что он был слышен далеко за пределами усадьбы. Когда Фрада был маленьким, то, оказавшись по случаю возле участка Сеннахирима, он подолгу стоял возле ограды — не в состоянии оторваться от созерцания прекрасных цветов, опьяненный их ароматом. Ему особенно нравились белые лилии. Нравились они и Сеннахириму, по крайней мере, именно белых лилий в его саду было больше всего.

Кроме лилий было еще нечто прекрасное в саду айсора Сеннахирима, что притягивало взгляд каждого, кто попадал за ограду. Прямо перед домом в небольшом мраморном бассейне, посреди которого бил фонтан, плавали золотые и серебряные рыбки. Конечно, у этих рыбок было свое, особенное название, но оно было персидским, и я его не знаю, поэтому и пишу просто: золотые и серебряные рыбки. Главное то, что они были очень красивыми, и Сеннахирим по вечерам любил посидеть возле бассейна на раскладном стульчике, наблюдая, как они резвятся и плещутся. За этим занятием и застал его Фрада.

Завидев Фраду, Сеннахирим приветствовал его легким кивком головы.

— Проходи, проходи, Фрада. Я кое-что о тебе уже слышал.

Фрада успел сделать несколько шагов по дорожке, выложенной изразцами, но, заслышав слова Сеннахирима, невольно остановился и понурил голову. Но Сеннахирим вдруг сказал совсем не то, что тот готовился от него услышать.

— Я слышал, что ты сделал какую-то вазу и сам расписал ее. И что вроде бы ее купила у тебя жена наместника... Неплохо, совсем неплохо...

Он встал и приблизился к Фраде.

— Ты ведь знаешь, мы были с детства дружны с твоим отцом. И я всегда говорил ему, что работа горшечника не принесет ему большой прибыли. — Айсор пристально посмотрел ему в глаза. — Но ты превзошел своего отца. Насколько мне известно, ты получил за свою вазу очень неплохую сумму денег...

Разговор начал принимать опасный для Фрады оборот, и он поторопился доложить о цели своего прихода.

Я пришел к вам не с пустыми руками, о почтенный Сеннахирим. У меня есть, что показать вам... — сказал он и протянул на ладони камень.

Когда Сеннахирим увидел камень, лицо его мгновенно преобразилось. Оно как-то вытянулось, и сам он тоже весь вытянулся, а нос его заострился и стал еще больше похож на клюв хищной птицы. В глазах айсора промелькнули молнии. Они упали на камень, и казалось, что от них он заблестел еще сильнее.

— Откуда это у тебя?!

Этот камень был в брюхе у рыбы. Его нашла Ариана, когда потрошила ее. И мы подумали, что его стоит показать именно вам, почтенный Сеннахирим. Ведь вы славитесь как искусный ювелир далеко за пределами Низибии и сможете по достоинству оценить его.

Длинные костлявые пальцы Сеннахирима сами собой потянулись к камню. Ему очень хотелось взять его, но камень пока принадлежал Фраде.

Пять др-рахм. — Резко и гортанно не произнес, а скорее каркнул Сеннахирим. Этот камень стоил намного больше той цены, что предложил айсор. Но он надеялся, что Фрэда ничего не понимает в драгоценностях, а потому и уступит ему сапфир за бесценок.

Фрада действительно ничего не понимал в драгоценностях. Поэтому, услышав, что Сеннахирим готов заплатить ему за камень целых пять драхм, он несказанно удивился.

— Пять драхм?! — воскликнул он. А про себя подумал: «Неужели этот простой камень может стоить так много?»

— Десять. — Не задумываясь выпалил айсор, не в состоянии оторвать алчного взгляда от камня.

— Десять?! — еще большей удивился Фрада.

«А он не так-то прост», — подумал почтенный айсор и надбавил еще:

— Двадцать. Двадцать драхм...

Фрада молчал. Он только удивленно смотрел то на почтенного Сеннахирима, то на камень. Смотрел и молчал. А Сеннахирим все набавлял и набавлял цену.

— Тридцать... сорок... пятьдесят драхм... Сто! Сто драхм!.. Да сколько же ты за него хочешь! — не выдержал он наконец. И вдруг сорвался с места и быстрыми шагами прошел в дом.

Он недолго пробыл в доме. А когда вышел, в руках у него был увесистый мешок с деньгами. Глаза Сеннахирима блестели желтоватым огнем и очень напоминали собой сапфир, что покоился в ладони Фрады.

Мешок был тяжелый. Сеннахирим с трудом, как-то боком проделал обратный путь и, остановившись перед Фрадой, опустил мешок на землю.

— Здесь триста драхм. Слышишь? Ровно триста. Это столько, сколько стоит твой сапфир. Триста драхм и ни одной драхмой больше! Я никогда бы не заплатил тебе столько, если бы он не подходил для перстня, который заказал мне сам Аль Марух! Ты слышишь?.. Или забирай эти деньги, или убирайся отсюда вместе со своим камнем!.. — и почтенный Сеннахирим замахал на Фраду руками, как крыльями, чем окончательно довершил свое сходство с птицей, но не хищной, а скорее напоминающей большую галку.

Под пристальным взглядом немигающих глаз Сеннахирима, Фрада поспешно передал ему камень, потом ухватил руками мешок с деньгами и, пятясь и неуклюже кланяясь, вышел за ограду.

Но Сеннахирим уже не смотрел на него. Он разглядывал сапфир — то одним, то другим глазом, то сразу обоими. Его лицо разгладилось, стало спокойным и умиротворенным. Почтенный Сеннахирим очень любил деньги. Ведь он был менялой и держал на базаре лавку. Но он был еще и ювелиром, и хорошим ювелиром. И страсть к красивым вещам, свойственная также некоторым птицам, почти всегда брала в его душе верх над страстью к деньгам.

 

Глава 13. Последняя и самая короткая.

 

Обратно Фрада не шел, нет — он летел как на крыльях. Его тело стало легким — как прохладный вечерний воздух, и мешка с деньгами он не чувствовал, словно тот тоже стал воздушным и невесомым. Христианский Бог — таинственный и невидимый Бог его жены — вернул ему деньги, и вернул сторицей. И сейчас Фрада чувствовал, что Он стал для него очень близким, а может быть, наоборот: это Фрада открыл для него свое сердце, а Он только и ждал этого, чтобы наполнить его Своей безграничной любовью.

Триста драхм. Триста драхм за камень, который оказался в рыбе. Удивительно! Удивительно и чудесно... Но может быть, кто-нибудь скажет: «Что же тут такого удивительного? Вполне возможно, что этот камень и стоил триста драхм. Сапфир такой величины и прозрачности может стоить и больше. А то, что он оказался в рыбе... Его могли принести в Тигр горные ручьи, что в изобилии впадают в эту реку. И если он был такого же оттенка, как и вода в Тигре, то рыба могла проглотить его, и ничего удивительного в этом нет».

Но что нам до того, что скажет этот «кто-нибудь» ? Фрада обрел богатство, и не только то, что весело звенело в мешке у него за плечами, когда он возвращался домой. Он обрел настоящее богатство, и богатство это — вера. Настоящая, живая вера, которая вливается в сердце потоками радости, мира, покоя и безграничной любви к Создателю и Его творению. Та вера, которая способна сдвигать горы и творить чудеса.

Придя домой, Фрада молча поставил мешок на стол. Он не стал сразу рассказывать о том, что с ним произошло — прошел в мастерскую и не выходил оттуда до тех пор, пока последний луч заходящего солнца не скрылся за горизонтом. Только тогда Фрада вернулся в дом и рассказал обо всем Ариане. А утром он провел ее в мастерскую и они долго молча любовались его новой вазой. Они любовались молча, потому что едва ли можно было подобрать слова, чтобы выразить то восхищение, которое возникает, когда видишь настоящую, подлинную красоту.

С тех пор прошло не так уж много времени. В саду дедушки Дадарши на его любимом персиковом дереве созрели прекрасные и сочные плоды. Наступил Светлый Праздник Пасхи, и старый священник из храма, возле которого Фрада раздал деньги нищим, крестил его в желтоватой от глины воде реки Тигр.

Господь исполнил просьбу Арианы. Они прожили долгую и счастливую жизнь, и остались неразлучны как в этой жизни так и после смерти.

КОНЕЦ

(Источник и ©: Программа христианского воспитания детей, http://www.fairytales.narod.ru)

??????

Бедный сапожник

В одном городе жил сапожник. У него были жена и семеро детей. Хотя он трудился с утра до ночи, порой у них не хватало денег даже на хлеб. Однако, несмотря на бедность, они жили дружно и весело, были вполне довольны своей судьбой.

А в соседнем доме жили очень богатые люди. У них было столько денег, что они даже не знали, как их потратить. Они не испытывали недостатка ни в чем и могли купить все, что пожелают, но, несмотря на такое богатство, и муж и жена были вечно недовольны чем-нибудь и совершенно не радовались жизни.

Однажды жена сказала мужу:

— Посмотри на семью этого бедного сапожника. Мне кажется, что они счастливы. Жаль только, что у них часто нет денег даже для того, чтобы не оставаться голодными. Давай поможем им, и они будут довольны еще больше, забыв о том, что такое нищета.

Они еще долго говорили об этом и наконец жена предложила:

— Я слышала, что жена сапожника ждет восьмого ребенка. Мы можем стать его крестными. Тогда никто не удивится нашей помощи, и родители от нее не откажутся.

— Ты отлично придумала! — одобрил муж.

Скоро жена сапожника родила, богатые соседи стали младенцу крестными отцом и матерью и принесли ему и всем его родным очень много замечательных подарков.

— Мне как-то неловко принимать такие дорогие вещи! — застеснялся сапожник. — Ведь вы истратили столько денег!

— Берите, берите! — прервал его богатый сосед. — Вы разве забыли, что теперь я ваш кум и во всем должен вам помогать, чем только могу?

Через некоторое время жена сказала ему:

— Мне кажется, что было бы хорошо, если бы мы подарили бедному сапожнику, нашему куму, новый дом и много денег, чтобы он больше не страдал от бедности и вместе со всей семьей хорошо ел, пил и одевался. Мы настолько богаты, что сделать нам это будет совсем нетрудно.

Муж согласился, велел слуге сходить к куму и привести его к нему.

Сапожник очень встревожился, как это всегда бывает с бедняками, когда их неожиданно неизвестно зачем зовут к себе богатые.

«Уж не обидел ли я невольно чем-нибудь соседа? А может быть, он решил взять обратно те дорогие вещи, которые подарил нам? Ну что ж, я охотно их отдам, лишь бы он не сердился», — размышлял он дорогой.

— Проходите, проходите, кум! — очень любезно пригласил его сосед. — Я позвал вас, чтобы сказать: мы с женой решили подарить вам большой дом и много денег, чтобы отныне ваша семья забыла о бедности и не нуждалась ни в чем. Вам теперь не нужно будет трудиться с утра до позднего вечера.

И вот сапожник, его жена и дети поселились в просторном новом доме. Теперь ему уже не нужно было шить и чинить обувь. Все, чего только можно было пожелать, было у них в изобилии. Но в сердцах у всех поселилась тревога.

— Получше заприте все двери и проверьте, хорошо ли закрыты окна, чтобы никто не мог забраться к нам и украсть у нас что-нибудь, — каждый день говорил отец детям.

Он целыми днями только и думал о том, как бы не случился пожар или не пришла какая-нибудь другая беда. Вечерами он долго не мог уснуть и среди ночи просыпался: ему чудилось, что вор забрался в соседнюю комнату и шарит повсюду, стараясь найти спрятанные деньги и другие ценности.

Жена тоже не отставала от мужа.

— Мне кажется, что это окно плохо запирается и его легко открыть снаружи! А эту дверь, что выходит на улицу, нетрудно сорвать с петель! Нужно позвать плотника и попросить его укрепить все засовы! — то и дело напоминала она мужу.

Теперь они уже больше не распевали веселые песни, не смеялись и не шутили, как прежде.

— Послушай, — сказала однажды жена мужу, — мне кажется, что раньше, когда у нас не хватало денег даже на хлеб, мы жили лучше. Поселившись в этом доме, мы только и ходим из комнаты в комнату, из кухни — в кладовую, из погреба — на чердак и проверяем, крепкие ли там запоры. Прежде мы засыпали без забот, а сейчас не спим из страха, как бы к нам не залез вор. Мы перестали радоваться, и с наших лиц исчезли улыбки. Зачем нам столько денег? Пойди к куму и скажи: что мы хотим вернуть ему все, что взяли.

Он думал точно так же, на следующий день пошел к соседу и сказал:

— Большое спасибо, кум, за все, что вы для нас сделали, но я хочу вернуть вам деньги, которые брал, и переселиться в прежний дом.

К нам пришло богатство, но от нас ушло счастье.

Сосед очень удивился, но не стал спорить.

Через какое-то время жена сказала ему:

— Я проходила мимо дома соседа и издалека услышала веселый смех и песни. Он снова шьет и чинит обувь, его жена и дети занимаются хозяйством, и все помогают друг другу, чем только могут. Мне кажется, что они счастливы.

— В этом нет ничего удивительного, — отвечал супруг. — Люди по-разному понимают счастье. Нам кажется, что самое главное — иметь побольше денег. Однако возможно, что это не так. Мы очень богаты, но всегда чем-то недовольны и совершенно не радуемся жизни. Бедняк же, работая с утра до вечера и не всегда зная, как добыть кусок хлеба, чтобы накормить многочисленную семью, весело распевает песни, смеется, шутит целыми днями и спит спокойно. Может быть, он прав?

Источник: Православие.Ru

??????

????????? ?? ?????????? ????????

???????????? ?????????

???????:

 

 
 

 

 


"Μϋρλθ νΰ κΰζδϋι δενό γξδΰ" ρβς. Τεξτΰνΰ Ηΰςβξπνθκΰ

<Первосвятитель> <Архиерей> <Настоятель> <Службы> <О приходе> <Приходы Австрии> <Молитвы> <Изба-читальня> <Публикации> <Для детей> <Иконы> <Ссылки> <Аудиозаписи> <Фотографии> <Контакт> <Карта> <Жертвователю> <Издатель>

Русский Православный Приход Покрова Пресвятой Богородицы в Граце (Московский Патриархат)
Шацкаммеркапелла, Марияхильферплац 3, 8020 Грац
Телефон настоятеля: +43 676 394 73 34
***
Данная страница в обоих её языковых вариантах
издаётся по благословению его Высокопреосвященства Марка, архиепископа Егорьевского

E-Mail: Οξζΰλσιρςΰ, νΰζμθςε ηδερό!

Страница обновлена: 21.07.2010

© ??????? ???????????? ?????? ??????? ????????? ?????????? ? ????? (?????????? ??????????)

 

Design & Produktion
©
Andrej Sidenko

gratis Counter by GOWEB