Публикации

Статьи на немецком языке находятся здесь ...

ВОСКРЕШЕНИЕ РОССИИ

28 марта 2010 г.

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

Этими словами христиане уже более двух тысяч лет приветствуют друг друга. Когда женщины шли возвестить ученикам Христа чудную весть о Воскресении Его, Он встретил их на дороге и сказал им: «Радуйтесь!» Они возрадовались, увидев Его, подошли и поклонились Ему. Тогда Иисус сказал: «Не бойтесь! Пойдите, возвестите братьям Моим...»

Христиане первых веков веру свою называли Благой Вестью и своё назначение видели в её проповеди и распространении по всему мiру. Они знали и верили, что Воскресение Христово — не просто причина для ежегодного празднования, не только праздник и торжество из торжеств, но и источник силы и преображения жизни.

Христос. Один! Оставленный, преданный, брошенный всеми... И побеждающий! Древние христиане несли Благую Весть в языческий мiр, который жил в блуде, пьянстве, развлечениях, поклонялся различным богам и идолам. И за то, что христиане не хотели примиряться и проявлять «толерантность» к такому мiру, их преследовали, принуждали к отречению от Христа, пытали, казнили, но они, умирая — побеждали.

Мiр услышал и понял голос Православия, ибо человек не только плотское существо, но и духовное.

Христиане изменили мiр, но сегодня он вновь погружается в мерзость запустения.

Наступило время, когда вновь каждый из нас должен ответить на главный вопрос: воскрес Христос или не воскрес? И если Он воскрес, — а на этом стоит наша вера, — то на нас, верующих и ликующих, лежит огромная ответственность за то, чтобы и неверующие узнали и поверили в победу Христа над смертью, в нашу победу. Любой мирянин наравне с клириками несёт личную ответственность за соблюдение чистоты и полноты Божественного откровения.

Если мы, православные, будем сверять с голосом Благой Вести — Евангелием свои помыслы и поступки, своё сознание и дела, то люди, видя нашу жизнь, через нас будут приходить ко Христу. А если мы будем радоваться и ликовать только в своих храмах, оставляя нашу веру в церковной ограде, то нечего ждать духовного возрождения народа, воскрешения России. Жизнь по принципу: не мешайте нам, а мы не будем мешать вам, стройте и управляйте мiром, как вам будет угодно, — губительна для спасения души.

Не может совесть православного человека мириться с легализацией порнопродукции, проституции, сексуальным образованием школьников, социальной несправедливостью, когда бедные беднеют, а богатые богатеют, когда пропасть между вызывающей роскошью единиц и крайней нищетой миллионов достигает ужасающих размеров. Необходимо называть вещи своими именами, говорить о том, что убийство есть убийство, ложь — это ложь, разврат и растление малолетних — смертный грех, страшнее содомского.

Часто можно слышать, что Православие — это религия безропотных и убогих людей, лишённых свободной воли, главный смысл жизни которых — смирение и кротость. Это осознанное искажение христианского учения о смирении. Ибо Церковь учит, что мiрянин должен игнорировать насилие только в отношении себя, но защитить ближних своих, согласно христианской заповеди, — просто обязан. «Кротость и смирение, — пишет архиепископ Аверкий, — это не безхребетность, и они не склоняются перед явным злом. Истинный христианин должен быть безкомпромиссным по отношению ко злу и бороться с ним всякими доступными ему средствами, чтобы остановить его распространение и укрепление». Христианин не имеет права молчать, когда вокруг него царят безнравственность, несправедливость, ложь, порок, вражда, насилие.

То, что происходит сегодня в России, вызывает уныние, равнодушие или — страдание. В унынии — тьма всех грехов, вместе взятых, духовная смерть. В страдании, по слову святых отцов, — свидетельство того, что человек ещё живой, что он уже обращается или может обратиться к Богу.

Христианин не может не страдать, видя безразличие людей к своим ближним, вымирание народа. Видя систему образования, где нет Бога, а значит смысла жизни и будущего, пропаганду в СМИ и кино разврата, насилия, предательства, осмеяние тайны брака и девства. Он не может не страдать, видя, что детей и молодёжь учат быть праздными, себялюбивыми, развратными, равнодушными к бедам народа и к судьбе своего Отечества.

Но мы знаем, что Господь наш, любящий всех Отец, попускает страдания как последнюю надежду для возвращения к Нему забывших о Нём людей, чтобы люди узнали, что в покаянии — ключ от всех закрытых дверей и тупиков жизни. Истинное покаяние не останется неуслышанным. Бог милостив, и надо надеяться и веровать, что Он отпустит многие прегрешения русского народа и каждого из нас.

Я не собираюсь доказывать очевидное. Стали уже «общим местом» рассуждения о том, что причины современных российских, да и мировых бед кроются не в политике и экономике, а в нравственном оскудении человека. Всем понятно, что строить без нравственных основ Россию — всё равно, что строить дом без фундамента.

Диагноз поставлен. А дальше? Видим ли мы со стороны государства заботу о моральном здоровье своих граждан? К сожалению, всё ограничивается словами. Только Церковь призывает каждого найти путь спасения в вере своих предков, в Святом Православии.

Духовное воскрешение Отечества — забота общенародная. Без преображения человеческой души мы никогда не преобразим, то есть не «модернизируем» экономику и политику. Духовно больное общество, которое зиждется на краеугольном камне трёх главных грехов — сластолюбии, себялюбии и сребролюбии, не может построить духовно нравственную, здоровую и справедливую Россию.

Как прозорливое предупреждение звучат для нас, русских людей, слова выдающегося русского учёного Николая Яковлевича Данилевского: «Если же нация по каким-либо причинам утрачивает самостоятельное развитие своих начал, то ей придётся вообще отказаться от всякого исторического значения и опуститься на ступень этнографического материала для чужих целей».

В чём избранность и ответственность России в нынешнее время? Народы, как и все люди, неповторимы. Промыслом Бо-жиим каждому из них определена роль и место в истории человечества. Русскому православному народу завещана Богом обязанность хранить в чистоте Православную веру, донести евангельский голос истины до всех народов и дать последнюю возможность выбора между добром и злом каждому человеку на земле.

Борьба за воскрешение России предстоит великая. Трудно сказать, когда наступит преображение нашей жизни, но оно наступит. Как наступило Воскресение Христово, воссиял Свет пасхальной победы над грехом, над диаволом и над смертью. Так что оснований для уныния у нас нет никаких. Россия сейчас — самая христианская и духовно свободная страна в мiре, с тысячелетним опытом и верным пониманием смысла истории.

Нам нужно не стесняться быть самими собой, в полный голос свидетельствовать мiру о евангельской правде и справедливости, предъявляя твёрдую убеждённость в превосходстве духовного над плотским, небесного над земным, соборности над индивидуализмом, единства над разобщённостью.

Христос Воскресе!
Воистину Воскресе!

Александр Николаевич КРУТОВ, "Русский Дом", №4, 2010г.

Европа, куда ты идешь?

Европа – это тайна. Из всех цивилизаций только европейская управляет миром. Все современные движения выходят из европейской истории и стараются либо распространять европейские ценности, либо отвергать их. Конечно, миром в XX веке управляли Соединенные Штаты: экономикой, политикой, наукой и военными делами, но по сути Соединенные Штаты – это просто переход старого мира в новый: с Запада – на дальний запад. Посмотрите на историю XX века: разве в нем господствовала не Европа? Европа стала местом зарождения двух мировых войн, коммунизма и фашизма. Хотя сегодня нам и кажется, что экономическое будущее связано с Восточной Азией, но… Последние события в Западной и Восточной Европе показывают: когда Европа чихает, весь мир простужается. И потому разве не важно постараться, оглянувшись на историю Европы, найти ключи к внутреннему смыслу Европы, к ее значению и судьбе?

Европа и дохристианская эпоха

Долгие тысячелетия темной ночи языческой Европы имеют своим апогеем Римскую империю, величайшую из всех известных нам дохристианских империй. Она суммировала все человеческие знания и организаторские способности. Она построила инфраструктуру для полного экономического и военного владычества. Эта империя дала принципы и развила практику правовой системы. Ее философия была рациональной. Ее монолитная структура сплачивалась посредством синкретической всемирной религии, в которой почитались все языческие боги всех народов огромной империи. Она собрала пантеон языческих божеств и абсурдных мифов, сочетая все это с полной свободой граждан служить только избранным ими богам, но с одним обязательным условием, что императору будет воздаваться божеское почитание. Таким образом, квинтэссенцией ее сути стало поклонение падшему человеку как Богу. Нельзя понять ни средневековую, ни современную Европу без этого исторического фона 2000-летней давности, так как Европа заворожена этой идеей, весьма примитивной, – идеей объединения, идеей монолитной, централизованной империи, которую она пыталась и пытается установить почти в каждом поколении.

Эпоха воплощения

Эта монолитная система, с присущими ей рабством, необыкновенной жестокостью и тиранией, была потрясена не подобной ей системой, но молодой Девушкой, родившей Сына в маленькой далекой деревне окраинной провинции. Эта деревня называлась Вифлеем, что значит «Дом хлеба». Началась эпоха воплощения, и последующие календари стали отсчитывать время от этой скромной, но необычайно важной даты.

I тысячелетие было периодом духовного великолепия, духовного героизма и духовной победы, но и необычайного смирения. Антихристианские историки называют это время «темными веками», но христиане называют его «эпохой святости», «светлыми веками». Поиск истинной религии приводил мужчин и женщин к высотам святости. Апостолы, мученики, исповедники, епископы, отцы Церкви и аскеты создавали христианскую культуру. Они отказывались боготворить кесаря и совершать воскурения языческим богам. Их служение Богу было противоположным культам языческого Рима и других подобных ему империй. Они отказывались служить человеку вместо Бога и служили Богочеловеку. Они поклонялись распятому Богу, а не кровожадному обожествленному человеку.

Эта вера пришла в Европу из Палестины, Сирии и Египта и укрепилась благодаря мученикам грекоязычного мира и самого Рима. Аскеты и отшельники селились в Италии, Галлии, а также на «острове святых» – в Ирландии. Монолитная природа языческого Рима не смогла противостоять завоеваниям варварских племен с востока. Языческая Римская империя пала. Однако вера пережила проходящую, временную славу мировой империи, ибо Царствие Божие не от мира сего. На Западе христиане принялись за долгую работу по обращению варваров ко Христу. Так Европа перешла от монолитной, тоталитарной системы, управлявшейся военным террором, к христианству. Созидание христианства было долгим и постепенным процессом, в котором можно увидеть два феномена, весьма замечательных, с точки зрения современного мира.

Во-первых, в эту эпоху не было национализма, хотя страны определяла национальная идентичность. Конечно, здесь имела место борьба за власть и влияние, но как только варварские племена приняли христианство, Европа удержалась от «кровавой бани» воинствующего национализма. Наоборот, наблюдались замечательная гармония и сотрудничество между государствами, подкреплявшиеся браками между членами семей правителей различных европейских народов.

Во-вторых, присутствует феномен невмешательства в дела других государств. Другими словами, каждый народ составлял суверенное государство в союзе с другими суверенными государствами. Гармония во взаимоотношениях между странами гарантировалась общей верой, которая, в свою очередь, гарантировала единство наций, начинавших выявлять свою национальную особенность. Конечно, были и исключения, но все они имели место либо до христианизации, либо в конце I тысячелетия, когда это единство в многообразии подходило к концу.

Рассмотрим в качестве примера гармонии национальных и интернациональных интересов христианскую Англию данной эпохи.

К концу VI века остров Британия был завоеван языческими племенами: англами, саксами, ютами, фризами, шведами и франками. Они вытеснили местные британские племена на запад, а тех, кто остался, взяли в рабство. Затем они основали различные племенные королевства и принялись воевать друг с другом за земли.

В 597 году сюда из Рима пришли миссионеры во главе со святым Августином. За ними последовали ирландские миссионеры с острова Айона и с севера, а также ломбардец (святой Бириний, апостол западных англов) и франк (святой Агильберт, епископ Дорчестера). «Островки» христианства очень быстро соединились. Мы можем привести много примеров этому. Так, английский город Мальмсбери получил название от двух имен: Мэлдуба – ирландского учителя и святого Альдгельма – его саксонского ученика. Объединению кельтов и саксов активно способствовал святой широких взглядов, возможно величайший из всех архиепископов Кентерберийских, – святой Феодор Тарсийский, грек по национальности, посланный в Англию папой Виталианом вместе с африканским аббатом святым Адрианом, хорошо знавшим обычаи Римской Церкви. Именно этот святой грек рукоположил во епископов другого древнего английского святого – святителя Эркенвальда, «Светоча Лондона», и святого Кутберта – англичанина, обученного в вере кельтами, прославившегося как «чудотворец всей Англии». Святой Кутберт практиковал кельтский христианский образ жизни, на который повлияли Галлия, Испания, Египет и Сирия. И он, англичанин, был поставлен в епископа греком Феодором, архиепископом Кентерберийским, а их общим языком стала латынь. Когда в XIX веке в Дареме была открыта рака святого Кутберта, то были обнаружены его святые мощи в византийском облачении, а также его епископский крест, главным украшением которого была раковина из Индийского океана[1]. Это было христианство.

Объединение дало рост новому сознанию национальной идентичности, и христиане понесли свет Христов в другие страны. Английские миссионеры отправились в начале VIII века в Европу и обратили ее ко Христу. Это были святой Климент (Виллиброрд), просветивший фризов, и святой Бонифаций. Из маленькой западной английской деревни Кредитон святой Бонифаций отправился в Европу по благословению папы-грека Захарии, став позднее апостолом Германии. Он устроил местную германскую Церковь и реформировал другие Церкви Северной Европы. Среди многих других вспомним и поистине великого короля Альфреда, принесшего не меч, но Евангелие своим смертельным врагам – датчанам, присылавшего пожертвования Иерусалимскому патриарху и даже в Индию. Не забудем и английских миссионеров, около 1000 года отправившихся в Норвегию, Швецию и, возможно, дальше, крестивших святого Олава Норвежского на островах Скилли; упомянем святого Сигфрида (Зигфрида), монаха из Гластонбери, крестившего святую Анну (княгиню Ирину) Новгородскую, супругу Ярослава Мудрого.

В конце I тысячелетия Англия, благодаря объединяющему влиянию христианской веры, стала нацией. Первый король всей Англии святой Эдгар Мирный, живший в середине X века, подвел итог служению Церкви «ради мира во всем мире, благосостояния святых Божиих Церквей и соединения всех народов». Во время правления одного из его предшественников, Этельстана, Англия была полностью объединена, закрепились ее границы с Шотландией и Уэльсом и установились добрые взаимоотношения с народами континента. Победа эпохи воплощения воплотила христианскую веру, образовала христианство. Староанглийская Церковь дала примерно 300 святых и множество мучеников. Англия объединилась как суверенное, независимое государство с Церковью и была в отличных отношениях со своими соседями (единственное исключение составляли язычники-викинги, которые были не соседями, а завоевателями). Кентербери был церковной митрополией Англии. В Ирландии, Шотландии и Уэльсе были свои митрополии. На континенте тоже образовывались митрополии. Пиренейский полуостров имел своим апостольским центром Сантьяго с его выразительным мозарабским обрядом[2]. Галльская Церковь образовалась на территории древней Галлии и имела свою митрополию в Лионе. В Италии один из центров был на севере, в Милане, с его амвросианскими обрядами и характерными обычаями, второй центр был в Риме с его патриархальными традициями. Нам не очень ясно, что было севернее, но точно известно, что здесь были центры церковного управления вдоль Рейна и к востоку – в Гамбурге, Магдебурге и Зальцбурге. В продолжение всего этого периода можно проследить, как образовывались Церкви-митрополии в различных районах Европы – яркий пример единства в разнообразии внутри Римского Патриархата и гармонии единства веры и автономии местных митрополитов.

Такое единство в многообразии было возможно потому, что это была эпоха святых. В Европе было огромное число монастырей и аскетов. Европа управлялась не законом, военной диктатурой или рационалистской философией, как это было в языческом Риме. В это время Европа управлялась богословием, знанием о Боге, вдохновением Святого Духа. Мужчины и женщины обучались в монастырях. Это была эпоха главенства веры; они верили, потому что знали Бога, и не были сильно озабочены обоснованием своей веры. Другими словами, их богословие было мистическим богословием, плодом молитвы. А те, кто получали светское образование и потом испытывали на себе присутствие Божие, выражали свой опыт словами; их называют отцами Церкви.

Два важнейших учения святых отцов – о воплощении и о Святой Троице. Учение о воплощении говорит, что Бог стал Человеком – у Христа есть две природы: Божественная и человеческая. И у каждого из нас есть небесное отечество, мы все принадлежим, в конечном счете, Царствию Небесному. Но у нас также есть земная родина, за которую мы тоже отвечаем; здесь мы родились по воле Божией, вот в этой земной отчизне, а не в какой-либо иной. Мы призваны любить нашу земную отчизну (но не исключая и другие), так как земля – творение Божие. Пожалуй, лучшим примером этого является так называемое «зеленое мученичество» ирландских миссионеров, которые уходили жить в другие страны, и в родные края больше не возвращались. Они любили творение Божие – свою родину Ирландию, но были готовы пожертвовать ею ради Евангелия, принося свет Христов другим. Они ценили свои корни, но не были «националистами», если возможно использовать современный термин.

Вторым важным учением отцов, святых, получавших светское образование, было учение о Святой Троице. Оно говорит, что Бог троичен в лицах: Отец, Сын и Святой Дух – и имеет одну сущность. Это учение о любви: три личности могут быть соединены любовью; это учение и о единстве в многообразии. Примененное на практике тысячами аскетов Европы, это учение смягчило сердца языческого Рима, языческих германских, славянских и турецких варваров, завоевавших Северную и Восточную Европу. Это было учение, образовавшее христианство, формировавшее христианское государство, учение, которое распространилось от Ирландии до Индии (вспомним крест святого Кутберта). Это было учение, сделавшее европейские народы таковыми, позволившее им жить в единстве и многообразии как суверенные государства без племенных войн, как национальное государство без монолитной, тоталитарной суперструктуры, как, проще говоря, христианство.

Эпоха развоплощения

В отличие от I-го, II тысячелетие – это эпоха укрепления мира, но ослабления духа. Можно это определить так: в I тысячелетии Европа восстала из глубин язычества на высоты святости, а во II тысячелетии Европа упала с высот святости в бездну язычества. В первой его половине происходило постепенное падение, а во второй же это падение ускорилось, достигнув бешеного темпа в XX веке. Несмотря на попытки замедлить процесс апостасии, начатые еще в эпоху воплощения с ее традициями святости, которые в восточной части Европы продолжались вплоть до XX века, II тысячелетие стало и вторым падением. В результате, особенно в недавнее время, установилась эпоха торжества языческих ценностей вследствие отрицания воплощения, отвержения христианских ценностей. Стремление только к благополучию в мире привело человека II тысячелетия к глубинам апостасии, потере веры; это состояние выражается в духовной пустоте, духовном вакууме современного европейского ума. Немецкий философ Ницше в безумии провозгласил: «Бог умер»; но на эти слова последовал ответ Бога: «Мертв Ницше».

Истоки новой эпохи

Еще в конце I тысячелетия существовала явная напряженность отношений между севером континентальной Европы и остальным христианским миром. Натянутость отношений между «Землей франков» – франко-германским центром Западной Европы – и остальными христианскими государствами означала, что век святых подходил к концу. Это привело к тому, что люди предпочли, чтобы Церковь руководилась не Духом Святым, а человеческим разумом, забыв слова Евангелия: «Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?» (Мф. 6: 27).

В конце VIII века полухристиане-франки во главе с Карлом Великим зародили идею «возобновления» – возрождения – древнего Рима. Это было бы немыслимо для десятков тысяч христиан, замученных на аренах в Риме и безжалостно казненных по всей территории Римской империи. Однако франки – обладавший наибольшей властью народ Западной Европы – пожелали стать «великими». Они жаждали восстановить культ разума и закона, снова перечитать языческих так называемых «классических» писателей, которых святые (например, преподобный Беда Достопочтенный за 50 лет до них) отказывались читать. Разве можно Бога умалить до размеров человеческого разума? Разве можно достичь единства восстановлением римской языческой империи? Каролинги, как называла себя элита Карла Великого, взяли себе как модель не христианский Рим, но Рим языческий и его философию. Они основывались на работах классических писателей и идеях, принесенных мусульманами из языческой Греции в Испанию, где с ними познакомились испанские иудеи, через которых эта философия распространилась среди христиан, таких как Теодульф, испанский епископ Орлеана, и другие испанцы при королевском дворе Карла Великого и его преемников: Агобард, епископ Лионский, Клод, епископ Турина, и Феликс, епископ Урхельский, – все они так или иначе были связаны с ересями.

В 800 году Карл Великий был коронован в Риме Римским папой. Это было началом «Священной Римской империи», которая не была ни священной, ни римской, да и вовсе не была империей. Мотивы папы Льва III до конца не ясны, но, короновав Карла Великого «императором Рима», он, вероятно, стремился подчинить его себе. Хотя Карл и был одержим наднациональной идеей Рима времен язычества (политика централизации), но воплотить ее в жизнь он не смог. И своей варварской жестокостью, с которой он при помощи меча обращал язычников к вере, ему не всех удалось запугать. Британские острова остались вне его «империи»: король Англии Оффа Мерсийский считал себя равным Карлу. Иверия тоже осталась свободной от власти Карла. Баски и бритты отвергли его. Большинство населения юга Галлии предпочли Карлу власть арабов. Юг Италии тоже не был под его контролем, то же самое можно сказать про Скандинавию. А в имперской столице Константинополе на него смотрели как на того, кем он в действительности был: варварским царьком-выскочкой, который по своему невежеству и из-за глупых амбиций сделал серьезную ошибку, изменив христианский символ веры, утвержденный Вселенскими Соборами IV века.

По Божиему Промыслу, после смерти Карла в 814 году его «империя» распалась. К концу IX века единство внутри христианства было вновь достигнуто во многом благодаря святому папе Иоанну VIII и святому Фотию Великому, патриарху имперской столицы. В 879 году на Соборе, который православные называют VIII Вселенским, все те, кто осмелились изменить символ веры, были осуждены и отлучены от Церкви. Мир был восстановлен. В X веке имел место династический брак между Отто II, преемником Карла Великого, и Феофанией, «византийской» благородной дамой. Ремесленники и монахи, отправившиеся из Константинополя в Германию, сыграли значительную роль в удержании франкского мира внутри христианского сообщества, укрепив соборные решения предыдущего столетия. Но этого было недостаточно. Искушение власти над миром продолжало жить подспудно среди франков. Идея «Священной Римской империи» сохранялась, чтобы снова проявиться в XI веке и продолжиться до Наполеона. Но теперь это было желание быть «великим» без Бога, и оно проявлялось сильнее, чем в те времена, когда вера сдерживала амбиции и высокомерие, как это было с германо-франками в Западной Европе.

«Возрождение» XI века

В 983 году Петр из Павии стал первым в истории папой-немцем. За ним последовали другие немцы: Бруно из Каринтии (996–999) и Герберт из Орильяка, бывший понтификом с 999 по 1003 годы с именем Сильвестр II. Последний больше любил читать Цицерона и Боэция, чем молиться! Когда Герберт упрекнул христиан Рима в незнании «классиков», папский легат укорил его как истинный христианин: «От начала мира Бог избрал Себе не ораторов и философов, а неграмотных и крестьян». Герберт желал совмещать молитву и разум. Он учился в Испании вместе с мусульманами и иудеями, был ученым, астрономом, мечтал восстановить прежнюю славу древней Римской империи. Как писал о нем Уильям Мальмсберийский в XII веке, «Герберт нашел то, что язычники закопали в Риме». Согласно хроникам того времени, Герберт продал свою душу диаволу ради знаний. Это было зловещее, но вполне символичное начало XI века. Это время было предвестником возвращения к языческой мысли: к Аристотелю, Платону, римской и греческой языческой философии, перепутанной с христианством.

Это было первым шагом к тому, что мы сейчас называем «схоластикой»; в эту эпоху образование получали уже не в монастырях и обучались не через молитву, а в университете через человеческий разум и логический анализ. Это было началом папской тоталитарной средневековой империи, временем господства мира «иудео-христианской» цивилизации Запада.

Известный католический историк Кристофер Досон в книге «Религия и подъем западной культуры» описывал это время так: «Запад отличается от всех других цивилизаций, поскольку его идеалом было не служение Совершенству, неподвластному времени и изменению, а дух, стремящийся проникнуть в человечество и изменить мир… Другие великие культуры осознавали синтез между религией и жизнью, поэтому сохраняли свой священный порядок. Но на Западе стремление изменить мир стало неотъемлемой частью культурного идеала. В XI веке движение к реформе повлияло на более широкое движение к духовным переменам, изменившее весь порядок Церкви на Западе и дух западной культуры».

Академик З.Н. Брук писал: «XI век для церковной истории является веком великой реформы и разделяется на две вполне отличные друг от друга части. До 1046 года, когда папство все еще было нереформированным, в Церкви в целом не было единого руководителя, кроме номинального… В это время в Церкви появляется новый дух: идея централизованной Церкви, полностью контролируемой папой… это значило отказ от традиции…» (Английская Церковь и папство).

Не удавшееся при Карле Великом «renovatio», то есть возрождение языческого Рима, было достигнуто в XI веке и полностью процвело в XII столетии. Вторая попытка возродить и восстановить мощь и славу древнего Рима была успешной. Но истинные Сила, Слава и Царство сидят верхом на осляти.

Первым результатом этого «возрождения» стала схоластика, то есть отказ от единственно настоящего богословия – мистического богословия, соединенного с практическим опытом, ради рациональной философии. Это соединение христианства с языческой мыслью, усилие подчинить веру падшему человеческому разуму. Но разум человека помрачается при отсутствии благодати Божией, если сначала он не очистится молитвой и аскетическими трудами, о которых не знают в университетах.

Ансельм Кентерберийский (1033–1109), отец схоластики, творивший в конце XI века, говорил, что он «верует, чтобы понимать». Век святых – век воплощения – ответил бы, что верует, потому что ему естественно верить, потому что Бог – везде, и вера является признанием реальности: факты говорят сами о себе; понимание для века воплощения было второстепенным, да это было и не понимание, а вера, принесшая спасение. Схоластика была победой языческого разума, языческой логики, победой Аристотеля над Христом.

Это возрождение язычества привело и к другому – к возрождению имперской идеи. Только теперь ее воплощал не кровожадный мирянин Карл Великий – ее воплощало папство. Новое, реформированное папство второй половины XI века приняло на себя власть древнеримских императоров. Чтобы этого достичь, папы сначала решили отделить себя от настоящих римских императоров, все еще правивших на востоке и юге Италии из Константинополя. Это произошло при папе-франке Бруно из Туля, выходце из семьи Эгисхайм-Дагсбург, известном в истории под именем Льва IX, в 1054 году, когда он предал анафеме патриарха Константинополя. С этого момента папы уже ни перед чем не останавливались в осуществлении своих притязаний. Постепенно папство расширило свою власть до самых границ Западной Европы. В этом ему помогало военное искусство норманнов, сначала в Сицилии, затем в Англии, Уэльсе и Ирландии. Эти наемники использовались против непокорных повсюду. Тевтонские воины посылались против России и других «некатоликов» в так называемые «крестовые походы». В 1204 году эти «рыцари» были использованы для разрушения христианского Константинополя, то есть Нового Рима. Когда пал новый Рим, старый вновь возвысился, и древняя языческая империя почти возродилась. К началу XV века папская власть достигла своего апогея, Рим стал центром сложной правовой системы, монолитной империи, в которой короли дрожали от страха быть отлученными. Под влиянием некоторых мыслителей многие в это время пытались разгадать секреты природы с помощью алхимии и астрологии, алгебры и Аристотеля, Платона и Птолемея. Рим стал вершиной пирамиды под названием феодализм. Обломки той системы до сих пор живут в Сицилии и южной Италии в виде мафии. Ибо для феодализма всего лишь чуть более значима, чем для рэкета, власть ритуала.

Однако не будем рисовать слишком мрачную картину. Первая половина II тысячелетия все же еще была близка к эпохе святых, эпохе воплощения, предшествовавшей ей. Обращение к языческой «классической» античности имело место пока лишь среди элиты западноевропейского общества. Народ все еще был благочестив. Но между народом и элитой уже образовался разрыв – разрыв между сердцем и головой, между верой и философией, «горожанами и студентами», наследием эпохи святых и языческим интеллектом, веком воплощения и веком развоплощения. В Восточной Европе тогда этот разрыв еще не произошел. В районах, не подвластных Риму, в православных христианских патриархатах, христианство продолжалось. Век святых и патристики, век воплощения – продолжался. Более того, это время расцвета Константинополя в XI веке (святой Симеон Новый Богослов), Руси, с развитием в ней монашества, и Балкан. И на протяжении всего II тысячелетия здесь появлялись новые отцы Церкви: святые Досифей Иерусалимский в XVII веке, Паисий в Молдавии и Никодим на Святой Горе Афон в XVIII веке. К ним добавились святой Серафим Саровский и оптинские старцы в XIX веке в России, а также более близкий к нам по времени святой Иоанн Кронштадтский и почти наши современники святые Николай (Велимирович), Иоанн (Максимович), Иустин (Попович) и многочисленные новомученики и исповедники Греции, Балкан, Анатолии и России, принявшие мучения от врагов Христа. Эта «держава» (использую термин Дмитрия Оболенского) явилась продолжением наследия эпохи святых I тысячелетия. Она не только дожила до XX века, но и защитила от интеллектуального возврата к язычеству, что уже давно произошло на Западе.

Возможно, величайшим христианским защитником той эпохи святых против оставления Западной Европой христианских ценностей был святитель Григорий Палама, отец Церкви, живший в XIV веке. Он защищал богословие отцов против рационализма и, таким образом, отстоял основанную на Святом Духе всю христианскую цивилизацию. Он развил богословие о Святом Духе, отринув идею, будто человек отрезан от Бога, и утверждая, что человек может познать Бога с помощью Святого Духа. Он противопоставил «теозис» (обожение) возраставшему тогда культу гуманизма. Культ падшего человека, то есть гуманизм, был просто культом греха. Согласно учению святого Григория Паламы, человек может стать причастником Божественного естества, участником жизни в Боге посредством Божественных энергий, может быть причтенным к покаявшемуся и очистившемуся от греха человечеству через Святого Духа. Рациональной мысли он противопоставил духовную мысль, внушаемую Святым Духом. Теориям и догадкам он противопоставил духовное знание, входящее в душу человека через Духа Святого. Это была не теория, но духовное знание святого, изложенное в форме богословской работы.

Итак, за пределами папского Рима богословие продолжало существовать таким, каким оно было и в I тысячелетии – мистическим, опытным, эмпирическим, нефилософским.

«Возрождение» XVI века

Мы уже говорили, что эпоха развоплощения может быть поделена на два периода. Второй период начинается в Италии в XIV веке, продолжается в XV и приносит свои плоды в XVI. Этот период современные историки называют «Возрождением», или Ренессансом. Собственно, как мы уже увидели, это было третье возрождение языческих римских и греческих ценностей: первым было каролингское «renovatio», а вторым – возрождение XI века. Это была уже третья попытка уничтожить наследие эпохи святости, попытка убрать христианские ценности из Западной Европы и всего христианского мира. Это можно особенно ясно видеть, обратившись к искусству данного периода с его чувственным, языческим стилем. Хотя это возрождение, с его антихристианским характером в своей основе, началось в Италии, но принесло свои главные плоды в Германии, и именно в тех самых городах и весях, где некогда малочисленная и слабая каролингская элита уже предпринимала подобное возрождение. Здесь явилась Реформация – непреднамеренное следствие Ренессанса. Первым результатом протестов бывшего католического монаха Мартина Лютера (1483–1546) стало церковное разделение в Западной Европе между германским севером и большей частью латинского юга. Это подкрепилось введением одного важного немецкого изобретения – книгопечатания. На севере родился новый практический, прагматический рационализм, который сильно отличался от старого рационализма юга, теоретического и умозрительного. Националистичный, сеющий распри север противопоставил себя обладающему внутренним единством югу. Результатом Ренессанса, Реформации и последующей за ними Контрреформации с их «религиозными» войнами стал переход Западной Европы к язычеству. Процесс перехода к язычеству пока еще сдерживало настойчивое и жизненно важное наследие святых I тысячелетия. Христианские ценности, насаженные святыми «светлого века», нельзя было так просто подавить. И католический юг, и протестантский север продолжали верить в Бога. Еще оставалось определенное усердие, хотя и колеблющееся, искаженное и обезображенное. Вера оставалась в Западной Европе столько, сколько Европа была в состоянии отказываться от полного отвержения христианских ценностей, унаследованных от I тысячелетия, и от учения Церкви.

Четвертое возрождение язычества было необходимым для большего разрушения христианства и вырывания всех его глубоких корней. И это четвертое возрождение начали в XVIII столетии, в век «просвещения», «классицизма», «разума», новая наука и философия. Наступил век, в котором преобладающим стал культ разума, просвещение разума, фактически противостоящее духовному просвещению, которому учит христианство. Мы впервые видим индивидов, открыто провозглашающих атеизм, с гордостью исповедующих безбожие. Культ науки и разума привел к двум революциям. Первой была индустриальная революция в протестантской Британии, второй – французская с ее террором и двумя миллионами жертв в католической стране. Французская революция осуществилась благодаря масонам-энциклопедистам Дидро и Вольтеру, хотя они оба и предположить не могли, что чрезмерный разум может привести к чрезмерному безумию. Призывы к «свободе, равенству и братству» прямо привели к тирании Бонапарта. Почти ровно через 1000 лет после Карла Великого Наполеона тоже короновал папа Римский. Подобно Карлу Великому, Бонапарт пытался возродить Римскую империю и объединить Европу под своей тоталитарной властью. Завоевав большую территорию, чем Карл Великий, и убив тысячи тысяч людей, Бонапарт обрек целое поколение жить в крови. Наполеону не удалось завершить свой замысел, и Европа благодарить за это должна Великобританию и Россию. Они обе решительно воспротивились этому «священному римскому императору», хотя он не был ни священным, ни римлянином, ни императором. Когда он вторгся в Россию, его прозвали антихристом, а в Англии его звали сущим диаволом. Наполеон оставил Европу полной могил, и он говорил, что повесил бы Христа как фанатика. Империализм Бонапарта вызвал националистическую реакцию в Европе. Эта реакция быстро распространилась на Восточную Европу, на те страны, которые до Наполеона никогда не находились под влиянием западных идей, – Грецию, Россию, Болгарию, Сербию, Румынию (в XX веке эта реакция вышла за границы Европы). И в этих землях националистическая реакция начала уничтожать все то, что осталось от христианской державы, от наследия I тысячелетия – эпохи святых. Это ясно проявилось в братоубийственных Балканских войнах между болгарами и сербами в 1912–1913 годах. На Германии, которой тогда еще не было как страны, влияние Бонапарта, создавшего Конфедерацию Рейна, сказалось особенно пагубным образом, ибо эта Конфедерация послужила толчком для объединения Германии Бисмарком, что привело, в свою очередь, к франко-прусской войне 1870–1871 годов; результатом ее стал унесший десятки миллионов жизней «немецкий вопрос», под мрачной тенью которого прошел весь XX век.

Схожим образом действия Наполеона отразились на Италии, которой в то время тоже еще не было. Гарибальдийское объединение Италии имело ужасные последствия в XX веке – мы еще к этому вернемся. Добавим, что империализм Наполеона, возрождавший идею восстановления Римской империи, был не единственным империализмом XIX столетия.

Многие страны, видя, что не могут создать империи в Европе, стали создавать их в Африке и Азии. Так, Англия, Дания, Франция, Бельгия и Германия превратились в колониальные империи, как до них Испания и Португалия. Все были поглощены имперской идеей – римской языческой идеей. Австро-Венгрия продолжала удерживать колонии в Центральной и Восточной Европе. В XX веке Советская Россия и Италия пытались создать свои империи. Но за империализмом всегда идет национализм, точно так же как следствием гордости всегда становится падение. Это духовный закон.

XX век

1914 год показал, что миру пришел конец. Европа взорвалась от ненависти, и 9 миллионов человек было убито. Кайзер захотел иметь диавольскую германскую империю. Но его ослабила Россия, а англоязычный мир и вовсе остановил его; силы, вставшие на пути Наполеона, сделали в XX веке то же самое с фашистами, но уже в мировых, а не только европейских, масштабах. После четырех лет кровопролития покаяния не последовало. Спустя короткое время Европа, обуреваемая чувством националистической мести, пала под действием чар американской коммерциализации, меркантильности, а Россия принялась уничтожать сама себя при коммунистическом режиме. Европейские же умы обратились не к покаянию, а к ритмам джаза, пропагандируя аморализм массам. Мысли, бывшие так долго «погребенными» в европейском подсознании, которое «раскапывал» Фрейд, снова всплыли на поверхность. Ровно через 25 лет после 1914 года в Европе возник новый немецкий Карл-Наполеон, а в Италии – новый «римский император». Та же старая история, та же навязчивая идея объединения Европы под тоталитарным режимом. «Германия только тогда будет настоящей Германией, когда станет Европой. Пока мы не доминируем в Европе, мы просто прозябаем. У нас должна быть Европа и колонии. Европа – наше полное жизненное пространство» (Герман Раушминг. Что мне говорил Гитлер). И те же самые ошибки: Гитлер повторил Наполеона: снова языческая римская идея была сокрушена теми, кто стоял на периферии Европы – Россией и англоязычным миром; они отказались от тирании в Европе. Оставив после себя 50 миллионов человеческих жизней, эта война, будучи действительно мировым конфликтом, не привела ни к какому покаянию. После ее окончания Европа была вовлечена уже в моральную войну, кульминацией которой стали 1960-е годы, когда началась волна «либерализации», запустившая в действие истеричные и нерегулируемые силы. Прямым последствием этой волны стали убийства десятков миллионов младенцев через аборты, и это продолжается до сих пор.

Началась и другая – экономическая – война. В 1957 году франко-германский проект, точно включавший в себя территории каролингской империи, был подписан и узаконен в Риме – через 1157 лет после аналогичного признания этим городом Карла Великого. Шесть стран, в которых 80% населения католики, образовали таможенный союз, провозглашавший исключение из экономического общения всех стран Европы, которые не пожелают присоединиться. Совсем недавно это соглашение было усилено новым соглашением, подписанным в нескольких милях от северной столицы Карла Великого и его дворца в Аахене, в другом городе, под названием Маастрихт (имеется ввиду Маастрихтский договор –договор 1992 года о создании Европейского союза. – Примеч. пер.). Желая союза, эти страны, кажется, не заметили, что на другом конце Европы другой Союз – Советский – распался, принеся хаос, голод и войну. Снова Европа разделена между монолитным тоталитаризмом сверхдержавы Маастрихта, с одной стороны, и националистичным братоубийством Сараево (результат национализма XIX века) – с другой. Западной Европе пообещали хлеба и зрелищ, если она будет поклоняться новому Ваалу на его престоле – маммоне экономизма, продуктивизма – человеческими жертвоприношениями. Восточная Европа, последовавшая за ложными богами, впала в искушение и ступила на ту же дорогу, стремясь сохранить при этом свою недавно полученную свободу; но искушение хлебом и зрелищами велико, а странам, пытающимся отвергнуть Евросоюз, угрожает экономическая насильственная изоляция и понижение до провинциального статуса.

Глубинный смысл века развоплощения

Как же это стало возможным?

II тысячелетие словно двигало историю вспять, так что христианский мир в XX веке вернулся к доконстантиновской эпохе мученичества. Эпоха развоплощения – результат рациональной философии, отдаления человека от Бога. Фундаментальное христианское учение о воплощении и все, что из этого следует, были постепенно забыты в этот период.

Прежде всего, была потеряна вера в Божество Христа, а все внимание сосредоточилось только на Его человечестве. Христа стали представлять бедным, оставленным и страдающим человеком. С потерей веры в Его Божество потерялась и вера в Его Небесное Отечество. Результатом этих потерь стало прилипление к этому миру и его установлениям. Христа отдалили от человека, Он стал «далеким» Богом, «закрытым» на «непознаваемых» небесах. Христа заменили на «викария» («наместника»): человека оставили одного вести свою жизнь так, как хочется ему самому с помощью разума и закона, рациональной философии и легализма – точно так же, как это было до пришествия Сына Божия. Христос стал «неизвестным» Богом философов. Идея о Боге как о Высшем Существе сохранилась, но Его Божественная природа не слилась с человеческой в одной личности. На земле жил человек Иисус, Которого распяли. На небесах был далекий Бог, Господь Иисус, от Которого, как стали говорить, «исходит» Святой Дух. Но Этот Святой Дух и Бог – «Высшее Существо» – были непознаваемы, потому что не могли сойти на человека. Обожение для человека стало невозможным, а весь материальный мир не мог освятиться – поэтому его без опасения можно уничтожать. Отделение Божественной природы Христа от человеческой Его природы в западноевропейской религиозной мысли и благочестии имело много последствий. Восхищение жертвой Христа-Человека развилось сначала в христианский гуманизм, а после – в гуманизм атеистический. Отдаление от Бога привело к новому видению мира на Западе: к отсутствию уважения к тварному миру, к десакрализации природы, тогда как в эпоху воплощения и святых тварный мир виделся как набор знаков и символов присутствия Бога среди людей на земле. Новое мировоззрение дало рост чрезмерной привязанности человека к земным обителям – сегодня мы это называем национализмом.

С другой стороны, парадоксальным образом, с тех пор как принцип воплощения был отвергнут, Бог в человеческой мысли так и не стал человеком, человечество стало чувствовать себя лишенным корней и способным посвятить себя не имеющим основания, монолитным, тоталитарным структурам – тем самым, которые так культивировал языческий Рим.

Похожим образом учение о Святой Троице превратилось в абстрактную, сухую, мертвую формулу. Живой Бог был заменен Богом рационально мудрствующих философов, абстрактным Богом книг, силлогизма и спекулятивной, схоластичной гипотезы. Это был не Бог, познаваемый опытом, Который жил на земле в век воплощения, – это был воображаемый Бог. А когда воображение перестало нуждаться в Боге для подтверждения своих гипотез, тогда Его отбросили в сторону как «мертвого» Бога. Незнание о Живом Боге означало, что знание о Нем как о Троице – трех Лицах, соединенных любовью, – было потеряно. А с ним и пропало знание о реальности единства в многообразии, потеряно полное видение христианства-державы эпохи воплощения, эпохи святых.

Мы назвали II тысячелетие эпохой развоплощения, потому что в эту эпоху христианские ценности были утеряны, искоренены из повседневной жизни.

Войдя в III тысячелетие, мы можем попытаться ответить на вопрос, положенный нами в название данной статьи: Европа, куда ты идешь?

III тысячелетие: апокалипсис или продолжение истории?

После окончания Второй мировой войны находились те, кто говорили, что Европа уже спасена для реализации своего предназначения. Однако было неясно, что же это за предназначение. Ибо после 1945 года Европа духовно не поднялась, а, наоборот, опустилась.

В течение веков Европа противопоставляла обычных людей Христу. Спрашивали: Христос или папа? Христос или Аристотель? Христос или Лютер? Христос или Дарвин? Христос или Маркс? Христос или Фрейд? А теперь, когда мы «движемся вперед» в эпохе полного порока и развоплощения, аборты (что может быть более характерным для эпохи развоплощения, чем аборты?), развращенность, кровосмешение, колдовство – практики, о которых даже не говорили всего несколько десятилетий назад, – становятся обычными, и кажется, что Европа уже полностью отвергает Христа. Европа уже спрашивает: Христос или антихрист? А антихрист – окончательное развоплощение, ибо означает, что человечество бесповоротно отдается Люциферу – падшему, бесплотному, развоплощенному ангелу.

Суждено ли Европе снова начать век истории, или она выпадет из истории в век апокалипсиса? Вернется ли она к христианству, к установлению христианских ценностей, к эпохе святости – или «развоплотит» себя к поклонению развоплощенному сатане? Вернется ли она к возрождению, новому воплощению христианства I тысячелетия – или окончательно придет к его отвержению? Будет ли спасена Европа воплощением Сына Божия и Пресвятой Троицей – или будет погублена древними демонами, давно ожидающими своего возвращения после того, как их изгнали отсюда святые древности? Будет ли победа за языческим Римом с его поклонением кесарю-антихристу и пантеоном демонов – или все-таки наступит истинное возрождение, истинное пробуждение Европы эпохи воплощения, эпохи святых? Крест и воскресение – или духовная смерть? Духовная держава или экономический союз? Иерусалим или Вавилон? Единство во Христе или единство в антихристе?

Мы не можем ответить ни на один из этих вопросов, но, будучи христианами, мы продолжаем жить без боязни, зная, что последнее слово в истории человечества принадлежит Богу.

Ей, гряди, Господи Иисусе!

Europe: Whither goest thou?

Протоиерей Андрей Филлипс
21 / 08 / 2009
Перевел с английского Дмитрий Лапа

[1] Мощи святого Кутберта пребывают в Даремском соборе по сей день. – Примеч. пер.

[2] Мозарабы – христиане в мусульманской Испании, которые приняли арабский язык и обычаи арабов, пришедших в Испанию в VIII веке; до XII века сохраняли восточную литургию и христианские обряды.

Источник: Православие.Ru

ЯВЛЯЮТСЯ ЛИ ИНОСЛАВНЫЕ ЧЛЕНАМИ ЦЕРКВИ?

Будучи православными, мы веруем, согласно Никео-Цареградскому (381) Символу веры, «в единую, святую, соборную и апостольскую Церковь». Согласно непрерывному догматическому сознанию всего исполнения Церкви, то есть согласно ее самосознанию, этой единственной Церковью является Православная.

Исповедание Символа веры о том, что Церковь суть «единая», означает, что это есть основное качество, удостоверяющее ее сущность. Практически это означает, что Церковь не может разделиться, раздробиться, потому что она суть таинственное тело Христа. И Христос, как глава тела Церкви, не может ни иметь много тел, ни иметь тело разделенное. В теле Христовом была побеждена и самая смерть. И тот, кто обретается в теле Христа и пребывает в нем живым через богодейственные таинства и по любви соблюдения заповедей, переходит от биологической смерти в вечную жизнь Триединого Бога. И так же, как виноградная лоза не сможет выжить и принести плод, если будет отсечена от ствола, таким же образом и отсеченный от Церкви верующий или же целые общества верующих – независимо от их численности – не могут ни во Христе существовать, ни составить другую Церковь.

Вера Церкви суть богодухновенная и непреложная, а не результат переговоров и договоров. Согласно ее конкретной вере, не могут существовать многие или разделенные Церкви, потому что это являет собой противоречие между определениями «единая» и «множество» или «единая» и «разделенная». Понятие «разделенная» отвергает на практике веру в реальную сущность Церкви, ибо только как единая и неделимая Церковь она может быть воспринята на основании православного самосознания. Когда кто-либо, согласно с его совестью, ведет речь о разделенной Церкви, это суть отречение от веры Церкви, отрицание своей принадлежности к ней и к ее самосознанию. Что касается православных, у них нет никакой психологической проблемы по поводу своей принадлежности к истинной, единой Церкви по причине отсечения от тела Церкви западных христиан. Безусловно, православные христиане переживают, молятся и не остаются безразличными к их покаянию и возвращению в лоно «единой, святой, соборной и апостольской Церкви».

Апостольская вера

Воцерковление и последующее пребывание в таинственном теле Христа – Церкви – невозможно без предварительных условий. Оно предполагает в обязательном порядке и без ограничений принятие и исповедание апостольской веры – так, как она была истолкована и определена Вселенскими Соборами Церкви.

И если кто-либо из верующих, независимо от церковного чина, который он имеет в теле Церкви, или совокупность верующих, независимо от их численности, нарушат, будучи убеждены в своей правоте, законоустановленную веру Церкви – отсекаются от тела Церкви. И если они имеют какой-либо священнический сан – лишаются его, мирские же отлучаются от сообщества верных, согласно постановлениям Вселенских Соборов. Это означает, что они не могут принимать участие в таинствах Церкви и причащаться.

Римо-католики отпали от Церкви официально в XI веке. В 1014 году они ввели в Символ веры свое ошибочное догматическое учение о Святом Духе – известное Filioque. Согласно этому учению, Святой Дух как Божеское лицо существует, исходя и от Отца, и от Сына. Это догматическое учение римо-католиков отвергает апостольскую веру Церкви в Бога Троицу, поскольку, согласно евангелисту Иоанну, Дух истины «от Отца исходит» (Ин. 15: 26). А III Вселенский Собор в лице своего председателя святого Кирилла Александрийского, говоря относительно Символа веры, определил, что никому не позволено ни добавить, ни убавить ни единого слога от всего того, что было изложено в Символе веры. Все последующие Вселенские Соборы утвердили это постановление III Вселенского Собора.

Итак, очевидно, что римо-католики (а, следовательно, и протестанты, которые восприяли Filioque) отпали от апостольской веры Церкви. И посему было бы излишним приводить здесь все последовавшие нововведения в веру со стороны западных христиан (такие, например, как непогрешимость папы, мариологические догматы (непорочное зачатие), первенство, тварная благодать и т.д.).

Апостольская преемственность

С апостольской верой неразрывно связана и апостольская преемственность. Вся суть апостольской преемственности раскрывается только в теле Церкви и в обязательном порядке предполагает апостольскую веру.

Говоря «апостольская преемственность», имеем в виду непрерывное продолжение управления Церкви апостолами. Продолжение это носит харисматический характер и обеспечивается передачей духовной власти апостолов епископам Церкви и через них – священникам.

Способом передачи духовно-апостольской власти епископам является рукоположение. Итак, если кто-либо из епископов был рукоположен каноническо-церковным путем и впоследствии окажется вне Церкви по причине своих заблуждений касательно веры, то теряет и апостольскую преемственность, ибо она существует только в таинственном теле Христа – в Его Церкви.

Следовательно, если кто-либо из епископов или же какая-то Поместная Церковь в полноте своей – независимо от численности ее членов – отпадут от веры Церкви, выраженной непогрешимо на Вселенских Соборах, они теряют апостольскую преемственность, поскольку они уже находятся вне Церкви. И, раз прерывается апостольская преемственность, не может быть и речи об обладании или продолжении апостольской преемственности в отпавших от Церкви.

На основании всего сказанного, сам Римский папа, а также и вся совокупность римо-католических епископов лишены апостольской преемственности, поскольку, лишившись апостольской веры, отпали от Церкви. Следовательно, разговор об апостольской преемственности вне Церкви не имеет никакого научного обоснования, то есть не имеет никакого отношения к богословию.

Священство и прочие таинства

Священство в рамках Церкви – это священство самого Христа, ведь Сам Христос совершает таинства своей Церкви через епископов и священников Его. Священство предопределяется непрерывным своим продолжением от апостолов, то есть предполагает апостольскую преемственность. Священство предполагает Богочеловека Христа как священнослужителя в Своем мистическом теле – Церкви. И, наконец, священство Христа имеет место быть в Церкви и дается Самим Христом через Церковь Его и для Церкви Его. Автономного священства и автономных, не связанных с Церковью, таинств не может существовать.

Священство, как, впрочем, и все таинства, обнаруживает литургическое явление Церкви (Церковь являет себя в таинствах, согласно святому Николаю Кавасиле). Это значит, что для того, чтобы существовали таинства, необходимо, прежде всего, наличие Церкви. Таинства можно было бы сравнить с ветвями дерева. Живые ветви, цветущие и дающие плод, могут существовать только тогда, когда они суть органическое продолжение древа, то есть когда они онтологически связаны со стволом его.

С богословской точки зрения, уму не постижимо утверждать, что инославные – римо-католики или протестанты – имеют хотя бы одно таинство, например таинство крещения. Фундаментальными вопросами, которые необходимо поднять в этом случае, являются следующие: кто священнодействовал, совершая таинство крещения? где приобрел свое священство священнодеятель? кто дал ему священство, ведь его дает только Церковь? И каким образом может быть Церковь у инославных, которые посредством догматических заблуждений своей веры отпали от нее?

Теория «двух легких» Христа

Эта теория порождена католичеством. Согласно этой теории, легкие Христа – это римо-католицизм и Православная Церковь.

К несчастью, сегодня эту теорию удочерили многие православные иерархи и мирские академические богословы, по всей видимости абсолютно не исследуя ее. Потому что эта теория, рассматриваемая с православной точки зрения, является не только не обоснованной богословски, но и в буквальном смысле слова суть богохульство.

Православная Церковь онтологически отличается от римо-католицизма по чисто догматическим причинам. Православная Церковь считает, что только она сохранила характер Церкви как Богочеловеческого тела Христа. Римо-католицизм вот уже тысячу лет как отпал от Церкви Христовой.

Впрочем, поскольку Церковь, согласно Символу веры, суть «единая» и цельная, богословски совершенно невозможно уразуметь, как по вышеупомянутой теории Православная Церковь и римо-католицизм могут быть подразумеваемы под «двумя легкими» Христа, то есть как некие равнозначные члены Его тела. В этом случае следует считать, что все прочие члены тела Христова или остаются не обоснованными экклезиологически, или покрываются экклезиологически другими, помимо этих двух, Церквями. Что-либо подобное, однако, направило бы нас напрямую к удочерению протестантской экклезиологической «теории ветвей» (Branch theory)[1]. Что является абсолютно недопустимым с православной точки зрения.

Является богохульством вышеизложенная теория римо-католического происхождения о «двух легких» Христа, когда таковая бывает удочерена Православными. И в полном смысле этого слова является богохульством, потому что вводит в состав безупречно чистого тела Христа римо-католицизм как органический Его член – то есть как одно из Его легких, в то время как римо-католицизм страждет онтологически как существующий вне Богочеловеческого тела Церкви.

«Сестры Церкви»

Прежде всего, определение «сестры Церкви» является абсолютно не обоснованным вплоть до неприемлемости. Богословски необоснованно, когда оно используется для выражения связи между Поместными Православными Церквями. И совершенно богословски неприемлем этот термин, когда он используется для определения онтологического характера Православной Церкви и римо-католицизма.

Термин «сестры Церкви» не имеет библейского фундамента, да и в принципе не был узаконен. Когда апостол Павел ссылается на различные Поместные Церкви, он не называет их «сестрами» и никак не подразумевает существование какой-либо Церкви, являющейся «матерью» этих Поместных Церквей, имея полное сознание того, что Церковь одна и имеет кафолический характер в смысле целостности истины и жизни ее, а главой Церкви является Сам Христос. Так, когда апостол Павел обращается к какой-либо Поместной Церкви, он использует стереотипное в этом случае выражение: «Церкви Божией, находящейся в… (например, Коринфе)». Это означает, что явление всей полноты Церкви может происходить во всяком месте, где существует евхаристическое общество верующих во главе с их епископом. Само собой разумеется, что единство Поместных Церквей гарантируется их общением между собой в той же вере, образе жизни и церковном порядке. Единство Поместных Церквей застраховано на практике Собором их епископов.

Из всего сказанного становится понятно, что раз единомыслящие Поместные Церкви в рамках Православия не узакониваются богословски, когда называются «сестры», сколь же более не существует богословско-экклезиологического обоснования для названия «сестры Церкви» по отношению к Православной Церкви и римо-католицизму. Впрочем, римо-католицизм не может буквально называться Церковью после 1014 года, потому что с тех пор существуют наложенные на него епитимии Вселенских Соборов и отпадение от Богочеловеческого тела.

Здесь необходимо заметить, что снятие вышеупомянутых епитимий не может быть совершено никаким учредительным лицом Церкви, каким бы высоким ни было его положение в церковной иерархии, но единственно Вселенским Собором. Но и это может быть совершено только в том случае, когда будут устранены догматические причины, по которым, по сути, и отпал римо-католицизм от Церкви.

Итак, очевидно, что официально с 1014 года римо-католицизм не является Церковью. На практике же это означает, что он не имеет правой апостольской веры и апостольской преемственности. Не имеет нетварной благодати, а стало быть, не имеет богодейственных таинств, учреждающих Богочеловеческое тело Церкви «обществом обожения» человека. И поскольку Церковь не может не быть единой и неделимой вплоть до полного завершения, всякое христианское общество вне Православной Церкви является еретическим.

[1] Говоря о «теории ветвей», имеем в виду теорию протестантов о подлинности Церкви. Церковь, согласно протестантам, это невидимое общество святых. Различные историческо-эмпирические церкви всех догм имеют и законность, и равенство существования как ветви одного дерева незримой Церкви. Незримая Церковь суть собственно Церковь, которая и исповедуется в Символе веры. Следовательно, никакая отдельная поместная церковь любой догмы не воплощает «единую святую соборную и апостольскую Церковь». Никакая поместная церковь не может утверждать, что имеет всю полноту явленной правды. Единая Церковь Христова есть вся совокупность частных ее отделений, то есть поместных церквей всех догм, сколько бы они ни были различны между собой догматически.

Перевела с греческого монахиня Дионисия (Вихрова)
Статья была опубликована в журнале "Εν συνειδήσι", 2009, Ή 6, ρ. 78–83.

Димитрий Целенгидис

Профессор догматики Богословского факультета Фессалоникийского университета

22/03/2010

Источник: Православие.Ru

Русский «образ», греческая «икона» и западный «имидж»

В каждом языке есть слова (их немного), которые призваны выражать коренные особенности народного мировосприятия. В первую очередь к числу таких слов относятся обозначения сущности творчества, художественного освоения действительности. Для русских, например, это образ, для англичан – имидж (image – «представление, воплощение, статуя, икона, изображение, отражение»). Если слово такого достоинства проникает из одного языка в другой и начинает теснить свои «туземные» соответствия, значит, принимающий народ духовно подчиняется дающему. Если слова при этом еще и сильно различаются по содержанию, покорение осложняется изменением, стиранием духовно-нравственных особенностей слабейшего народа[1].

Английское слово имидж проникло в русский язык в середине 1980-х годов вместе с перестройкой всего нашего общества в лучах западного, закатного просвещения. Как водится на Руси, чужое слово восприняли со смирением, переходящим у некоторых в подобострастие, а у других – в настороженное опасение. Слово имидж еще не вошло в академические толковые словари русского языка, однако в летучих электронных словарях, а также в электронных и печатных статьях его уже несколько лет на все лады толкуют. Преобладающее настроение – принять слово как неизбежную, быть может, временную, данность, точно определить его значение и различить в оттенках с близким (как многим кажется) русским словом образ.

Нынешнее пришествие «имиджа», точнее, его корневого смысла, установившегося на Западе, стало уже вторым по счету. Впервые этот корневой смысл получил у нас некоторое распространение во французской огласовке (image – «имаж») благодаря деятельности русских «имажинистов» (1919–1927), в сообщество которых до 1924 года входил Сергей Есенин. Это русское художественное течение возникло «вслед за “имажистами” европейской и американской литературы»[2].

Современный «имидж», как и в начале XX века «имаж», стремится к художественно-творческому освоению всех уровней бытия человека – от искусства до быта. «Имиджевый» способ творчества видит в искусстве самое средоточие жизни, а в жизни – проявления искусства и на этой объединенной почве жизнетворчества возвышает человека-художника, творца собственного мира. Основным видом подобного творчества на русской почве в конце XX века стало создание образными средствами (пусть и в нарочито упрощенных «рекламных» проявлениях) облика (имиджа) какого-либо человека, товара. Творцы имиджей (имиджмейкеры) считают себя обладателями права и способности создавать новую действительность, которая именно действует, хотя бы и обманывая, и позволяет достигать поставленных целей, в конечном счете преобразовывать окружающий мир в угоду себе.

Вообще «имиджевая» творческая установка свойственна мощно развитому художественному направлению, уходящему в глубь тысячелетий и многообразно проявляющему себя в разные эпохи. В настоящее время она выражается, например, в искусстве постмодернизма[3], несколько ранее – в начале XX века – выразилась не только у имажинистов, но в не меньшей мере у футуристов, акмеистов, символистов, а на рубеже XVIII–XIX веков – в ряде романтических течений (особенно в близких масонству). Разнообразны еще более ранние проявления этой творческой установки в искусстве барокко, Ренессанса, в низовом и потаенном (связанном с гностическими и каббалистическими учениями) искусстве Средневековья, в искусстве эллинизма и множества древних языческих культур.

Общей особенностью «имиджевых» художественных течений является вера в божественную сущность художника-творца, в божественное всемогущество его творческих представлений, мечтаний, вера в истинную и наивысшую подлинность и действительность плодов такого художества. Подобное отношение к миру и к себе у европейских народов еще с дохристианских времен именуется магией. «Имиджевое» искусство можно именовать магическим искусством, ведь английское слово image образовано от того же индоевропейского корня *маг (*mag), как и греческое (восходящее к мидийскому) слово магия. Произношению «имидж» англичане обязаны известной способности своего языка изменять исконное звучание слов, даже вопреки сохраненному написанию.

Чтобы понять, каким образом западноевропейские народы в своем духовном развитии склонились к магическому типу творчества, необходимо проследить историю индоевропейского корня *маг (*mag, *magh – с общим значением «быть в состоянии, быть в силе, мочь, помогать»[4]). Наиболее древнее проявление его обнаруживается в индийских Ведах – священном своде языческого, по сути магического, ведения древних ариев. Здесь этот корень образует ключевое не только для Вед, но и для многочисленных позднейших вероисповедных и философских учений Индии понятие «майя» (maja, māyā)[5] (c переходом «*г» в «й»). В Ведах оно обозначает божественную творческую силу, зиждущую бытие, а также сущность всего произведенного этой силой. Согласно общеязыческим магическим представлениям, такой мощью способны обладать не только добрые боги, но и злые, а также люди, овладевшие сверхчеловеческими божественными способностями (маги, колдуны). В одном из гимнов богу Индре в мандале I Ригведы (I: 51) поется: «Колдовскими силами ты сдул прочь колдунов»[6]. Это можно было бы перевести так: «Магическими силами ты сдул прочь магов» (в первоисточнике: māyābhir– māyino[7]).

От того же корня в общеславянскую эпоху образовалось *могти (*mogti) и позднейшие его производные: могу, могучий, мощь, мощный, мощи, можно, может. Отсюда же готское magan – «быть в состоянии», mahts – «мощь», др.-в.-нем. magan (совр. нем. moegen) – «хотеть, мочь», maht (совр. нем Macht) – «мощь, сила», греч. михос (дор. махос) – «средство, способ помочь»; зенд. maga – «сила», magavan – «сильный»; др.-перс. magus (>греч. магос) – «волшебник, маг»; др.-инд. maghά-h – «дар, богатство, могущество»; Maghάvan – «Могущественный, Щедрый» (о боге Индре)[8]. Вероятно, к этому же ряду относится имя римской «великой богини» Майи (Māia) и название месяца мая, ей посвященного (ближайший источник: *magiios, родственное с лат. magnus – «большой, великий»)[9]. Отсюда же происходят магнат, магистр, мастер[10].

Собственно магические, потаенные предания объясняют происхождение магии в полном соответствии с данными этимологии: «Название: маг происходит от Maja – зеркало, в котором Брама, по индийской мифологии, испокон веков видит себя и все чудеса своего могущества. Оттого образовались слова: magus («маг»), magia («магия»), magic («магизм»), image («образ»), imagination («воображение») – все как синонимы, подразумевающие облечение могущества первобытной живой материи без образа в определенную форму, вид или существо»[11]; «в новейшей теософии зеркало Maja называется вечным зеркалом чудес, Девственницей Софиею, вечно рождающею и вечно девственною»[12]; «первосвященническое царствование» магов «предшествовало преобладанию Ассирии, Мидии, Персии. Аристотель утверждает, что оно было даже древнее основания Египетского царства; Платон считал их древность мириадами лет. <…> В наше время большая часть писателей сходится во мнении, что преобладание магов возникло за 5 тысяч лет до Троянской войны»[13].

Согласно современным научным представлениям, магическое вероисповедание в своих коренных особенностях наиболее ярко проявилось в жизни одного из арийских племен, которое населяло север Иранского нагорья. Племя считалось стяжавшим божественное могущество и потому именовалось племенем магов. В сообществе племен, объединившихся в Мидийском царстве (ок. 671 до Р.Х.) маги стали жрецами и хранителями духовных преданий. В течение долгого времени маги воспринимали родственные веяния халдейских верований из соседнего Вавилона. В VII веке до Р.Х. они частично усвоили учение Заратуштры, но не отказались от чародейных основ своей веры, укорененной в древних арийских преданиях[14]. Зороастризм запрещал магию, пытаясь очистить от нее древние языческие представления ариев. В Гатах Заратуштры маги вообще не упоминаются, а в эпоху становления Младшей Авесты отношение зороастрийцев к магам, по свидетельствам древних авторов, в частности Геродота, было отрицательным[15]. После покорения Мидии Персией (550–549 до Р.Х.) маги становятся придворными жрецами Ахеменидов (годы правления – 558–330 до Р.Х.). Персидский зороастризм смешался с мидийской магией. С 539 года до Р.Х. – после покорения Вавилона Персией – учение магов испытывает вторичное воздействие халдейского чародейства. Освобожденные персами из вавилонского плена евреи получили возможность пополнить полученные у халдеев, а раньше у египтян, знания об искусстве волшебства еще и мидийской по происхождению магией. Этот уровень смешанного магического знания, отраженного в еврейской каббале, проник позднее, в Средние века, в Европу при посредстве арабов, захвативших Пиренейский полуостров.

Другим, более ранним, проводником магических знаний в Европу стали греки, соприкоснувшиеся с учением магов во времена своих войн с Персией в V веке до Р.Х. В восприятии греков уже утративший чистоту персидский зороастризм совпал с магией и Зороастр (Заратуштра) стал мыслиться отцом магии. Еще более мощное и продолжительное воздействие мидийско-персидской магии греческое сознание испытало в эпоху эллинизма, после того как Александр Македонский покорил Персию. С тех пор учение магов распространилось по всему эллинистическому грекоязычному миру, воздействуя на верования не только самих греков, но и других народов арийского и семитского происхождения. Международный греческий язык усвоил и само слово маг (др.-перс. magus, греч. магос), а от греков слово распространилось по всем языкам европейских народов, начиная с латыни, которая, в свою очередь, также стала проводником магического влияния. Вместе с тем следует отметить, что собственно греческое самосознание в своих основаниях, запечатленных в языке и выраженных в мифологии, всегда сопротивлялось крайностям магизма и в конце концов преодолело его с принятием Христова учения и утверждением Православия.

По Рождестве Христовом распространение магии среди западноевропейских народов осложнилось (но отнюдь не пресеклось) евангельским благовестием. В греческом первоисточнике Евангелия от Матфея (2: 1–12) маги (в славянском переводе волсви – «волхвы») упоминаются непосредственно в связи с Рождеством Христовым, причем в положительном смысле: они первыми сподобились постичь значение таинственного Младенца и пришли «поклонитися Ему», а Бог в знак своего благоволения посылал им откровения – посредством звезды и сна. В этом месте Евангелия символически выразилась общая установка христианства на мистически-благодатное преображение ветхого человека в нового. Тем самым была допущена и возможность качественного изменения магического сознания: обращение магов в христианство, их преображение в христиан. Начало такого преображения как раз и отобразилось в Евангелии от Матфея.

Однако в ходе западноевропейской истории стало происходить нечто противоположное: магия, не меняя своих коренных установок, стала проникать в христианское вероисповедание и в обрядность, лишь по видимости христианизируясь.

Прообраз подобного проникновения магии в среду христианства также дан в Евангелии. В Деяниях апостолов говорится о том, как знаменитый маг, основатель гностики Симон, попытался сблизиться с учениками Христа (см.: Деян. 8: 9–24). Сам Симон считал себя божеством, то есть носителем божественной силы, и многие непросвещенные люди, окружавшие апостолов, так же думали о нем, «глаголюще: сей есть сила Божия великая» (Деян. 8: 10). Симон признал духовную силу апостольского учения, превосходящую его собственную магическую силу. Чтобы овладеть этим дополнительным могуществом, он даже крестился, однако попытался приобрести за деньги власть передавать людям благодать Духа Святого, то есть власть над Богом, как он сам это вполне в магическом смысле понимал, не ведая, что человек не властен над Богом и что благодать Духа даруется лишь смиренным и достойным. Апостол Петр тут же указал Симону на его роковую ошибку: «Сребро твое с тобою да будет в погибель, яко дар Божий непщевал еси сребром стяжати… Сердце твое несть право пред Богом. Покайся убо о злобе твоей сей, и молися Богу, аще убо отпустится ти помышление сердца твоего» (Деян. 8: 20, 22). Маг поначалу испугался и даже христианским образом покаялся: «Отвещав же Симон рече: помолитеся вы о мне ко Господу, яко да ничтоже сих найдет на мя, яже рекосте» (Деян. 8: 24). Однако, согласно преданию, покаяние оказалось непрочным.

В память об этом случае все последующие попытки приобрести духовную власть и силу (в конечном счете – божественное могущество) какими-либо доступными человеку средствами (особенно деньгами) стали именовать симонией. Данное явление особенно распространилось на христианском Западе.

Даже в Средние века, в эпоху расцвета западного христианства, магия различными путями проникала в католическое богословие, в окормляемую церковью университетскую науку, в духовную жизнь монастырей. Достаточно вспомнить прославившихся в XIII веке монаха-францисканца, профессора Оксфорда Роджера Бэкона и епископа Ратисбонского Альберта Великого, учителя Фомы Аквинского. «Предуведомление» к «Малому алхимическому своду» Альберта начинается умозаключением, которое служило западным богословам обычным оправданием любых магических изысканий: Господь «есть сокровищница всякого знания. Он есть сокровищница всей мудрости. Вот почему “все сущее – от Него, через Него и в Нем”; без Него ничто не может быть сделано, без Него ничто не может быть совершено»[16]. Таким образом получали оправдания любые магические разыскания, в частности алхимия. Укоренившись в средневековых университетах и монашеских орденах, магическое сознание усвоило древнеримское должностное звание магистра (magister – «начальник, глава, учитель») для вождя ордена или же руководителя научных изысканий (через лат. magis – «больше, сильнее» – это слово восходит к древнему индоевропейскому корню *маг, означающему могущество).

В кругах своих многочисленных приверженцев магия считалась своего рода искусством, высшим из искусств, а все частные искусства так или иначе воспринимались как проявления магии. Поэтому само искусство, его творческая сила и произведения стали именоваться выражениями, производными от корня *mag.

По ходу европейской истории выяснилось, что наиболее склонными к восприятию магического представления о творчестве стали европейские народы, связанные в своем духовном развитии с Западной Римской империей, прежде всего романские и затем германские. Исконные выражения их языков, принятые для обозначения творчества, стали постепенно вытесняться маг-ическими. В первую очередь это произошло у самих римлян в латинском языке еще в дохристианское время. Латинское imāgo стало означать «вид, видение, изваяние, картину, описание, подобие, призрак, привидение, сновидение, представление, понятие, идею, притчу»; imāginātio – «представление, видение, сновидение, мечтание». Обычный перевод этих слов русскими образ и воображение совершенно неприемлем (как будет показано ниже), а слова «призрак, привидение, сновидение, мечтание» следует понимать без присущего им в русском языке оттенка сниженной подлинности.

«Имагинативные» выражения потеснили в латыни исконные слова forma («вид, образ, изображение, наружность, облик, фигура») и соответственно formāre («изготовлять, ваять, изображать, воображать, сочинять, упорядочивать, воспитывать, устраивать»).

Из средневековой латыни «имагинативные» выражения распространились в новые западноевропейские языки, сходным образом вытесняя соответствующие исконные выражения данных языков: французское mode, английское shape, немецкое Bild (каждое с теми же значениями, что и латинское forma), а также modeler, shape, bilden (как лат. formāre).

Впрочем, отраженные в языках западноевропейских народов коренные понятия о творчестве также весьма близки собственно магическому пониманию, поскольку обозначают богоподобное, демиургическое отношение человека-творца к бытию как предмету волевой обработки. Местный языческий магизм слился с мидийским, заимствованным через латинское языковое посредство. Не встретив сильного противодействия в самосознании народов и в стихии языков, магическое мировосприятие широко и свободно распространилось на христианском Западе.

Совершенно иначе сложилась судьба магии у греков и славян – двух больших народов, оказавшихся предрасположенными к принятию православного христианства. Сама предрасположенность к Православию явилась следствием особенной установки народного сознания на смиренно-созерцательное восприятие жизни как благодати Божией. Установка эта проявилась уже в язычестве, когда у греков, например, сложилось ключевое понятие о творчестве, которое в общих чертах удержалось и в православную эпоху. Понятие выразилось в трех синонимах: идея («вид, видимость, внешность, общее свойство, первообраз»; восходит к *идо – «вижу, созерцаю»; родственно со славянским вид), идос («вид, наружность, красота, устройство, идея»), икон («икона, изображение, отражение, подобие, вид, видение»; восходит к ико – «имею сходство, похожу»). Как и в славянском соотношении однокоренных видеть –ведать, греческие выражения (также восходящие к индоевропейскому *u(e)id, *вед –*вид) означают постижение внутренней сути через внешнюю явленность (при отказе от попыток обратиться к непосредственному постижению внутренней сути). В греческом слове икона, более всего усвоенном православным сознанием, этот смысл усилен развитием оттенка сравнения, сопоставления внешних признаков разных явлений, поскольку через такую деятельность ум человека легче распознает внутреннюю сущность того, что сопоставляется.

На греческой почве корень *маг (*мог) не породил собственных выражений, обозначающих творческое отношение человека к бытию и переносящих на человека понятие могущества (отчего собственно и начинается развитие магии). Соответственно понятие о творчестве, восходящее к языку мидийских магов, воспринималось как чужеродное и недолжное, приобретая отрицательную окраску.

У славян греческий подход к видению как ведению, а вместе с тем и к творческому постижению бытия через созерцание его данности и сотворческое развивающее воспроизведение (проведение через себя, а затем изведение обратно вовне) частично выражался в словах вид, видеть, придавать вид, ведение, ведать. Однако оттенок демиургического, богоравного вмешательства человека в жизнь здесь все-таки возможен, и на этой основе сложились вполне магические понятия «ведовства» (колдовства), «ведьмы», «ведуна», «ведьмака», получившие в православное время резко отрицательную окраску.

Более приемлемыми и гибкими оказались славянские выражения, произведенные от корня *твор: творити, творение, творецъ, тварь, творило («образец»), творительный («творческий, творящий»), творъ («наружный вид, осанка, строение тела, творение»), творюся («притворяюсь, показываю вид»). Эти выражения применялись не только для обозначения творческих возможностей Божества, но и для обозначения таковых возможностей твари, человека. Применительно к твари, человеку понятие творчества обретает оттенок сотворчества, смиренного соучастия в делах божественного творения: человек творит из тех средств, какие ему уже даны, и настолько, насколько это попускается свыше, причем весь ход творения предопределен возможностями, уже заложенными в тварный мир. Подобные оттенки значения ярко проявляются в древнейших понятиях «творога» и «затворения» (теста); понятие «раствора», напротив, означает нарушение, разложение каких-то установившихся живых связей творения до уровня разрозненных составных частей. Гибкость корня *твор позволила производным от него сохраниться и укрепиться в православном осмыслении творчества.

Сопротивляясь распространению слова магия на область творческого осмысления действительности, греки нашли свое оценочно-снижающее соответствие для обозначения такого рода художественного мировосприятия: фантазия – «представление, воображение» с постепенным развитием отрицательных оттенков: «наружный вид, блеск», «призрак, привидение, пустое воображение», особенно в однокоренном фантазма. На старославянский и древнерусский язык это греческое слово переводили как «мечтание, мечта», а отнюдь не как «воображение», в отличие от современных греческо-русских словарей. Слово воображение имело в древности исключительно положительное, глубоко мистическое значение, а «мечтание» подчеркивало призрачность и мнимость душевных метаний, напрасную и тщетную трату творческих сил души, устремившейся в гордом порыве не на служение Богу, а на самоугодие, самоутверждение, служение бесам (этимология данного слова приводит к индоевропейской основе *meik – «мерцать, мелькать, блестеть»; отсюда наше «мигать, подмигивать»[17]). В мечте видели мерцающее, иссякающее, ложное полубытие, навеваемое от лукавого. В слове мечтати естественно развился оттенок «околдовывать, посылать наваждение»[18].

Стойкое сопротивление греческого и славянского языков магическим понятиям о творчестве и мировосприятии в целом объяснимо не только предысторией относительной языческой праведности этих народов, но и более всего историей их христианского, православного обращения и преображения. Однако греки так и не выработали собственного слова, которое бы кратко, точно и глубоко выражало суть мистического христианского представления о творчестве и художественном мировосприятии. А славяне в своем языке такое слово нашли, причем, возможно, что оно было целенаправленно создано первыми переводчиками священных православных сочинений с греческого на славянский. Это слово – образ.

Мистическое содержание слова образ проясняется этимологией. Корень раз (в другой огласовке – рез, как, например, в рез-ать)[19] означает «прорезание», прохождение границы между разными областями бытия, в особенности же между внутренним духовным миром человека и внележащим, внешним бытием. Образ оказывается местом соединения внешнего и внутреннего миров. Этот основной уровень значения раскрывается при сопоставлении однокоренных слов: вы-раз-ить, из-раз-ить (сохранилось в слове изразец; или, например, у А.Н. Радищева в понятии «изразительной гармонии» поэтической речи[20]), раз-раз-иться, по-раз-ить, с-раз-ить, за-раз-ить, при-раз-ить («очаровать, обаять, околдовать»[21]), от-раз-ить, об-раз-ить (слово, отмеченное в словаре В.И. Даля[22] и особенно любимое Ф.М. Достоевским как глубоко народное[23]), во-об-раз-ить, пре-об-раз-ить – все эти слова означаютдуховное движение изнутри души вовне. С оттенком возвратности (-ся) большинство перечисленных глаголов обретает оттенок либо обратного движения извне внутрь (поразить-ся и прочие), либо же двустороннего движения изнутри вовне и извне внутрь – в зависимости от общего смысла высказывания.

Славянское понятие «образа» признает внешнее по отношению к человеку бытие как самостоятельное, лишь частично зависящее от нашего творческого произволения и в свою очередь воздействующее на нас. Это понятие оказалось совершенно созвучным православному представлению о человеке как венце творения, с одной стороны, и рабе Божием, а также падшей твари – с другой. Особенно глубокое содержание это понятие приобрело в свете богословия Евангелия от Иоанна, где говорится о возможности непосредственного богообщения: «Еще мало, и мир ктому не видит Мене: вы же увидите Мя, яко Аз живу, и вы живи будете. В той день уразумеете вы, яко Аз во Отце Моем, и вы во Мне, и Аз в вас» (Ин. 14: 19–20). Мистическая жизнь раз-ительно со-единяет человека с Богом и со всем сущим. Все воспринимаемое нами – это со-бытие, множество частных со-бытий, связующих нас со всей целокупностью бытия и с Богом-Творцом всего сущего. Наше со-участие в жизни совершается через со-об-раж-ение и во-об-раж-ение и проявляется, вы-раж-ается в об-раз-ах. Так осуществляется смиренное, мистическое сотворчество человека с Богом: силою Самого Бога, испрашиваемой в смиренном молитвенном настроении во время разительного духовного общения: «Аминь аминь глаголю вам: веруяй в Мя, дела яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит, яко Аз ко Отцу Моему гряду. И еже аще что просите от Отца от имени Моем, то сотворю: да прославится Отец в Сыне» (Ин. 14: 12–13).

Славянам, как народу словесному (словенам), оказалось особенно близким это мистическое богословие, усматривающее в основе творческой жизни человека, а значит и всякого образа, словесное, личное общение с Богом, зависящее от Бога со-общение о жизни (отсюда и наше название веры: Право-славие, то есть Право-словие). Не только собственно словесные, но также изобразительные, музыкальные и прочие образы зиждутся на таком со-общении, словесном со-об-раж-ении при их возникновении. Само бытие человека вызвано таким образным со-общением: Бог сотворил человека «по образу Божию» (Быт. 1: 27).

Итак, если усвоенное Западом магическое миропонимание определяет творчество через ту силу (магу), которая его производит, причем сила эта безликая, и кто ею обладает, тот и мнится богом, то православно-славянское восприятие смещает внимание на саму сущность творимого бытия как со-бытия и со-общения, в котором выясняется принадлежность творческой силы исключительно Пресвятой Троице.

Слово образ обозначает явленную осуществленность «разительного» взаимодействия внутреннего мира человеческой души, внешнего окружающего нас мира и Самого Бога. Приставка об- указывает на художественную обводку, огранку, обточку плода «разительного» взаимодействия; на относительную завершенность и совершенство каждого такого взаимодействия, когда создается некая оболочка с хранящимся в ней духовным содержанием, которое может передаваться, восприниматься, осмысляться как уже сложившееся целое, получившее свое полноценное выражение.

Именно православно-славянский подход к осмыслению образного творчества как богообщения оказался способным передать глубину мистического учения о мире и человеке. В славянском представлении все богоданное бытие образно, а что не-образно, то без-образно: безобразно, лишено подлинного существования или же мнимо образно, мечтательно. Творческое сознание, в котором должен пребывать каждый человек по возможности постоянно, предполагает непрестанное напряженно-молитвенное распознание подлинных образов и нечистых, призрачных мечтаний. В глубине каждого подлинного образа содержится дарованный Богом источник бесконечного духовного смысла, слышится глас Божий, обращенный к человеку. Мистика образа предполагает бесконечное совершенствование человеческой природы, способной на пути общения с Богом постигать, воспринимать, производить (во вдохновении) все новые уровни образности.

Мистическое богословие греков, конечно же, размышляло над вопросами прямого богообщения, но не находило краткого и точного словесного выражения для обозначения связи этого богообщения с творчеством, потому что не видело и самой возможности полноценного художественного выражения в этом случае. Например, у святителя Григория Нисского читаем: «Путь к блаженству… человеку указывает возможность достигнуть такой меры блаженства, что о превышающем сию меру и разум не в состоянии по каким-нибудь догадкам и предположениям заключить что-либо, и слово не находит, что сказать о следующем за нею по порядку, да и самая надежда, которая во всем простирается далее и далее, оставляя позади себя наше пожелание, как скоро приближается к превышающему упование, остается в бездействии, а что выше сего, то лучше чаемого»[24]. Чем ближе к Богу, тем дальше от возможности выразить, изобразить эту близость.

Найденные греками точные и краткие обозначения творчества и плодов творчества (прежде всего, икон – «вид, подобие», иказо – «придаю вид, уподобляю, сравниваю») все-таки существенно отличаются от славянских (образ, изображать, воображать). Различие греческого и славянского подходов к осмыслению знаменательно сказалось уже в переводе библейской книги Бытия в том месте, где повествуется о сотворении человека. Славянский перевод: «И рече Бог: Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1: 26) – сглаживает шероховатость греческого источника (Септуагинты – перевода семидесяти толковников) и углубляет содержание, приводя его в соответствие с мистическим славянским богословием образа. По-гречески говорится: кат икона – «по виду, внешности, явленности», причем в этой явленности подчеркивается оттенок осмысленного сравнения, уподобления, что и уточняется следующим далее синонимом: кат омиосин – «по подобию». Если греки в осмыслении сути Божиего творения идут от видимого, явленного к постижению скрытой сущности, то славяне обращают внимание, прежде всего, на особенности самого созидания этой сущности при неотъемлемом соучастии в этом созидании человека как венца творения и почитателя Божиих деяний.

Икона (как и вообще видимая явленность бытия) в понимании греков оказывается одновременно и подспорьем, и в какой-то мере преградой на пути к прямому общению с Богом, неким осознаваемым препятствием, которое надо с молитвенным усилием умозрительно преодолевать. В «Точном изложении православной веры» святого Иоанна Дамаскина в главе «Об иконах» говорится о том, что иконы – это «краткое напоминание»[25] о таинственных событиях, описанных в Евангелии, в житиях святых. Такие «изображения» могут способствовать достижению общения с Богом, святыми, но не являются непосредственным выражением самого этого общения. Видимо, не удовлетворяясь таким рассудочным отношением к иконе, русское самосознание настойчиво называет икону образом. Именно православно-мистическое понимание образа как живого общения со сверхчеловеческими духовными существами (и прежде всего с Самим Богом) послужило основанием для истолкования смысла иконы у отца Павла Флоренского в его «Иконостасе».

Славянское, а затем русское самосознание по-своему пользовалось и словами, родственными по индоевропейскому корню со словом имидж, но оценивало и употребляло смысловые оттенки этого корня совершенно иначе, нежели в западноевропейских языках. С одной стороны, в целом ряде слов у нас развивалось исконное положительное значение, указывающее на творческую способность и силу бытия, даруемые Богом: могу, могучий, мощный, мощи, можно, возможность[26]. С другой стороны, усвоенные через греческое посредство слова вроде маг, магия, магический наделялись у нас, подобно тому, как это происходило у греков даже еще в их язычестве, преимущественно отрицательным значением опасного и недолжного чародейства, волхования, колдовства. В данном случае у нас, как и у греков, развилось отрицательное, также исконное, отмеченное уже в индийских Ведах, значение древнего обоюдоострого корня маг. Между тем, в истории западноевропейского сознания эта двойственность, хорошо известная ведическому и древнегреческому язычеству, была постепенно сведена к положительным оттенкам смысла, отражаясь в понятии самостоятельного человеческого творчества как «божественной» магии, производящей новое бытие.

Наш образ по своему глубинному, отточенному в течение веков значению, можно сказать, противоположен западному имиджу. Употребление этих слов для обозначения сходных по видимости проявлений художественного мировосприятия и творчества на самом деле открывает внимательному взгляду непримиримые различия в сущности самих этих проявлений у нас и на Западе. Раньше, до проникновения слова имидж в наш язык, на эти внутренние противоречия не обращали внимания, удовлетворяясь поверхностным сходством. Это сказывалось, прежде всего, при толкованиях слова image в англо-русских словарях и, соответственно, в переводах с английского на русский. Впрочем, замечено, что относительно новые словари уже «не ставят первым в словарной статье слова image значение “образ”; т.о., это значение, вероятно, перемещается из структурного ядра на периферию, уступая доминанту другим дефинициям»[27]. Эти перемены можно расценивать как признаки естественного сопротивления русского языкового сознания английскому (и вообще магическому) при осмыслении ключевого понятия творческих способностей человека. Примеры такого сопротивления можно найти не только в словарных статьях, но и в живых сочинениях, например у православно мыслящей Олеси Николаевой, которая рассуждает так: «Что же тогда, в таком случае, имидж? В переводе с английского это значит “образ”, однако не всякий образ будет имиджем, но лишь тот, который имеет знаковое значение. <…> Имидж не есть органически присущий (заданный) человеку образ, но некая искусственная эстетизирующая подмена этого образа, то есть личина. <…> Основное свойство личины – ее пустота, лжереальность, которая и в христианстве, и в фольклоре всегда считалась свойством всего нечистого, лукавого и злого. Личина – это знак оборотня, перевертыша. Имидж как раз и призван скрыть настоящее лицо, обесценить и поставить под сомнение его подлинность и обречь его на анонимность»[28]. Создание имиджей Олеся Николаева считает коренным признаком искусства постмодернизма, которое соединяет «жизнь и искусство» и тем самым напоминает «теургический замысел Вл. Соловьева»[29]. Однако следует помнить, что истоки подобной теургии находятся в древней магии разных народов (в частности, она описывается уже в Ведах; у греков ее последнее мощное цветение обнаруживается в неоплатонизме; у евреев – в каббале).

Осмысляясь в русском языке, слово имидж все более теряет развитое в нем на Западе положительное значение – соразмерно нарастающему разочарованию нашего общества в имиджах новых товаров, политиков, художников и художественных произведений.

Александр Моторин

19 / 02 / 2010

[1] На эту особенность международных (межъязыковых) отношений издавна обращали внимание русские писатели (См.: Моторин А.В. Русские писатели о словесных нашествиях иностранцев // Карамзинский сборник: Россия и Европа: Диалог культур. Ульяновск, 2001. С. 208–215. Подборку высказываний см.: Русские писатели XVIII–XIX веков о языке. Хрестоматия: В 2-х т. / Под общей ред. Н.А. Николиной. М., 2000.

[2] См.: Гусарова Ю.В. О некоторых основаниях разделения понятий «образ» и «image» // Вестник Амурского государственного университета. 1999. Вып. 7.

[3] См.: Николаева О. Православие и свобода. Сб. статей. М., 2002. С. 316–318.

[4] Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2-х т. М., 1994. Т. 1. С. 546.

[5] Об особенностях бытования этого понятия на индийской почве см., в част.: Аникеев Н. Майя // Философская энциклопедия: В 5-и т. М., 1960–1970. Т. 3. С. 278; Майя // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 333; Чаттопадхья Д. Живое и мертвое в индийской философии / Пер. с англ. Е.Н. Аникеевой и др. М., 1981 С. 52, 88–90, 132–133 и др.

[6] Ригведа. Мандалы I–IV. М., 1989. С. 65.

[7] Там же. С. 574.

[8] Черных П.Я. Историко-этимологический словарь. Т. 1. С. 546, 500. Преображенский А. Этимологический словарь русского языка: В 2-х т. М., 1949. Т. 1. С. 563–564.

[9] Черных П.Я. Историко-этимологический словарь. Т. 1. С. 503.

[10] Там же. С. 501–502.

[11] Гекерторн Ч.У. Тайные общества всех веков и всех стран. Ч. 1. М., 1993. С. 33.

[12] Там же. С. 22.

[13] Там же. С. 33.

[14] Авеста в русских переводах (1861–1996). СПб., 1998. С. 447–448.

[15] Дьяконов И.М. История Мидии от древнейших времен до конца IV в. до нашей эры. М.; Л., 1956. С. 378–379.

[16] Возникновение и развитие химии с древнейших времен до XVII века. М., 1983. С. 347.

[17] Черных П.Я. Историко-этимологический словарь. Т. 1. С. 529.

[18] Словарь русского языка XI–XVII. М., 1975–1995. Вып. 9. С. 136.

[19] Черных П.Я. Историко-этимологический словарь. Т. 1. С. 588; Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. Т. 2. С. 176.

[20] Радищев А.Н. Сочинения. М., 1988. С. 291.

[21] Смысл «приражения» в обманном, мнимом, магическом осуществлении подлинного образотворчества, воображения, точно так же как смысл «притворства» – мнимое, ложное, магическое творчество.

[22] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. М., 1994. Т. 2. С. 613.

[23] «Образить – словцо народное, дать образ, восстановить в человеке образ человеческий. Долго пьянствующему говорять, укоряя: “Ты хошь бы образил себя”. Слышал от каторжных» (Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30-и т. Л, 1984. Т. 27.С. 26).

[24] Григорий Нисский, святитель. О надписании псалмов. М., 1998. С. 41.

[25] Иоанн Дамаскин, преподобный. Точное изложение православной веры. М.; Ростов-на-Дону, 1992. С. 309.

[26] Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. С. 563–564.

[27] Гусарова Ю.В. О некоторых основаниях разделения понятий «образ» и «image».

[28] Николаева О. Православие и свобода. С. 316–317.

[29] Там же. С. 318.

Источник: Православие.Ru

16 ДОКАЗАТЕЛЬСТВ БЫТИЯ БОГА

ОТ РЕДАКЦИИ. Публикуя этот материал, мы во многом рискуем. Рискуем потому, что сегодня как многие верующие, так и неверующие, согласны с тем, что рационально доказать существование Бога нельзя. Правда, по разным причинам. Если первые считают, что это невозможно, так как Бог открывается сердечной чистоте, а не хитросплетениям разума, то вторые убеждены, что раз научно засвидетельствовать факт существования Бога нельзя, то и Бога нет, т.к. лишь наука объективна.

Однако не все знают, что в христианской культуре существует многовековая традиция доказательств бытия Бога. В эпоху Средневековья такие доказательства стали популярны благодаря католическим богословам-схоластам, прежде всего Ансельму Кентерберийскому и Фоме Аквинскому. Правда, свои аргументы схоласты, как правило, обращали не к атеистам - какие атеисты в средние века! - а к верующим, для того, чтобы рациональным способом подтвердить веру. Поскольку существование Бога представлялось очевидным, "разумным", то и в мире, в жизни философы стремились отыскать очевидные, разумные тому подтверждения.
Интересно отметить, что в православной традиции не возникло подобной школы "доказательств бытия Бога". Православие исходило и исходит из иного понимания соотношения веры и разума (хотя ни православные, ни католики, как правило, не противопоставляют разум и веру). Главным доказательством в православии был и остается сам человек, в сердце своем встретившийся с Богом. И если этой встречи не произошло, как можно уверовать! А если она случилась, то любящему сердцу уже не нужны еще какие-то аргументы!
Но ведь многие из нас обучались именно западной философии. И само мышление наше приобрело такой западный "привкус". Сколько раз нам приходилось слышать: а вы докажите, рационально обоснуйте, что Бог есть! И если по большому счету подобные доказательства вряд ли способны привести человека к Богу (такова позиция редакции), то это не значит, что они абсолютно бесполезны. Ведь для кого-то они могут стать первым шагом на пути к вере...
Мы сегодня живем не в средневековой Византии или Руси, но и не в средневековой западной Европе. Много воды утекло с тех пор, но верующий разум не переставал пытливо искать рациональные основания своей веры, находя новые и новые доказательства присутствия в мире Творца.
Нижеследующая статья - попытка перечисления и (для начала) краткого описания поисков в этой области. Конечно, не со всеми аргументами можно согласиться, и если кого-то заинтересует то или иное доказательство, редакция готова предоставить как автору, так и его оппонентам возможность для дискуссии.

1. Первое доказательство, которое можно назвать "экзистенциальным" (то есть "доказательством от существования"), формулируется так: Почему все, что есть, скорее есть, чем нет?
Ведь как создавать что-либо, так и поддерживать существование чего бы то ни было куда сложнее, чем вообще ничего не иметь. Попробуйте, например, самостоятельно спроектировать коттедж, выбрать для него подходящее место, построить и постоянно поддерживать в нем порядок... Или, к примеру, чтобы Ваш огород был действительно огородом, его нужно регулярно вскапывать, засаживать, пропалывать, поливать и т.д. Если этого не делать, огород тут же зарастет сорняками, одичает и превратится в обыкновенное поле без какого-либо следа разумного попечения.
Другими словами, существование любой вещи или структуры требует непрерывных затрат энергии; когда ее внутренний запас истощается или прекращается ее приток извне, структура разрушается. Поэтому вечное бытие Вселенной противоречит, например, второму началу термодинамики, согласно которому все звезды во Вселенной должны были бы давно погаснуть и даже атомы - распасться, если бы, как утверждают материалисты-атеисты, природа существовала вечно.
Так почему же она все-таки существует как БЫТИЕ, как прекрасный и чудесный Космос? Несомненно, только потому, что была Кем-то сотворена и с тех пор поддерживается Им.
Этот Творец - Бог, о котором сэр Исаак Ньютон (1642-1727), сформулировавший законы всемирного тяготения и движения, открывший дифференциальное исчисление, сказал: "Он пребывает вовеки; присутствует везде; Он конституирует длительность времени и пространство".

2. Второе доказательство звучит следующим образом:
Почему все, что есть, закономерно и поразительно упорядочено, несет на себе несомненный отпечаток разумного плана устройства целого? Ведь такой план не может не предполагать существования сверхчеловеческого по своим возможностям Ума, подлинно божественного Планировщика (так как закономерность - свойство разума)?
Так, Николай Коперник (1473-1543), создавший теорию о том, что в центре универсума находится Солнце, а Земля только вращается вокруг него, полагал, что эта модель демонстрирует мудрость Божию в мироздании, ибо "кто еще мог бы поместить эту лампу (Солнце) в иную или лучшую позицию?"
Когда часовщик собирает механизм часов, он скрупулезно прилаживает одну деталь к другой, берет пружину точно рассчитанной длины, определенных размеров стрелки, циферблат и т.д. В результате получается прекрасный механизм, который уже самим фактом целесообразности и рассчитанности своего устройства указывает на создавший его ум.
Но насколько же сложнее, гармоничнее и разумнее устройство всей окружающей нас Вселенной, этого прекрасного Космоса!
Альберт Эйнштейн (1879-1955), сформулировавший теорию относительности, так выразил эту мысль: "Гармония естественного закона открывает столь превосходящий нас Разум, что по сравнению с ним любое систематическое мышление и действие человеческих существ оказывается в высшей мере незначительным подражанием".
Вселенная, как говорили еще древние греки, является "Космосом", то есть прекрасно упорядоченной и гармоничной комплексной системой, состоящей из взаимосвязанных частей, каждая из которых подчинена особым законам, а все в целом управляются комбинацией общих законов, так что преследование какой-либо частной цели удивительным образом способствует достижению общей цели целого.
Поэтому невозможно допустить, чтобы все это было делом случая, а не разумного Провидения, то есть Промысла Божия.

3. "Космологическое доказательство" бытия Бога было разработано еще древними (в частности, Аристотелем) и чаще всего встречается в следующем виде: каждая вещь в мире и все, вся Вселенная в целом имеет причину своего существования, но продолжать эту последовательность, цепочку причин до бесконечности нельзя - где-то должна быть Первопричина, которая уже не обусловливается никакой иной, иначе все оказывается безосновательным, "повисает в воздухе".
О такой Причине говорят не только философы, но и многие естествоиспытатели и ученые. Так, знаменитый Луи Пастер (1822-1895), разработавший, между прочим, всемирно известный процесс очищения молока, который с тех пор носит его имя, часто упоминал "космическую асимметричную Силу", которая создала жизнь. Он полагал, что понятие ПРИЧИНА "следовало бы резервировать для единственного Божественного импульса, который сформировал эту Вселенную".
Понятно, что такой беспричинной причиной является Бог: "Бог не человек" - Он духовен ("идеален", как мысль), то есть находится вне времени и пространства, поэтому не возникает, а существует вечно, являясь не причиной в физическом значении этого слова, но Создателем видимой Вселенной и ее законов.

4. "Антропный принцип Вселенной" как доказательство существования разумного плана устройства Вселенной и Бога был - наверное, невольно - выдвинут современной наукой, которая внезапно выяснила, что жизнь на Земле, появление человека и развитие цивилизации возможны только при наличии и сочетании чрезвычайно жестких и парадоксально маловероятных условий, которые как бы изначально заложены в самой природе: фиксированного расстояния от Солнца (немного ближе к нему - и живые организмы сгорели бы, немного дальше - замерзли, превратившись в бесчувственные глыбы льда); наличие вращения Земли, без которого на одной половине планеты царила бы невыносимая жара, в то время как другая была бы скована вечным льдом; существование у нее определенных размеров спутника, обеспечивающего сложную систему циркуляции водных потоков; полезные ископаемые и ресурсы: уголь, металлы, нефть, воды и т.п., без которых не могла бы возникнуть и развиваться техногенная цивилизация, и т.д.
Более того, у современных ученых складывается впечатление, что вся Вселенная расположена и ориентирована таким образом, чтобы на нее можно было смотреть человеческими глазами! Существующая координация, взаимосвязанность и взаимозависимость этих факторов такова, что возможность ее "случайного" появления полностью исключается.

5. Следующее доказательство созданности Космоса разумной волей также сформулировано на переднем крае современной космологии и физики, которые обратили внимание на парадоксальность существования Вселенной в том виде, в каком она существует: выяснилось, что только по четырем основным базовым физическим константам, без которых она не могла бы длительно существовать в качестве структурно организованного целого, вероятность их "случайного" возникновения и координации между собой равна примерно 10 в минус 100-й степени. А ведь базовых констант не четыре, а еще больше...

6. Следующее "телеологическое" (от греч. "телос" - исполнение, результат) доказательство бытия Бога в общем виде известно со времен античности, когда Аристотель впервые заметил наличие в организме некоторых животных и в природе явно выраженных целесообразностей. Однако только современные открытия в биологии бесспорно доказали системный характер этих телеологических механизмов и их необходимость для существования и выживания практически всех видов живых существ.
Разновидностью деятельности этих механизмов является, например, "предустановленная гармония" развития различных живых организмов, которым еще в эмбриональном состоянии как бы заранее известно, с чем им придется столкнуться после рождения.
И, - чего уже совершенно не в состоянии объяснить дарвиновская эволюционная теория, - исследования ископаемых организмов показали, что многие из них обладают органами, на тысячелетия предвосхищающими внешние условия среды, органами, которые в актуальных условиях существования этих животных абсолютно бесполезны, но действительно понадобятся данному виду через сотни поколений, когда условия существования радикально переменятся!
Возникает правомерный вопрос, на который у современной эволюционной теории нет ответа: откуда у лишенного разума тела может быть такое удивительное предзнание грядущих перемен и как оно может само вызывать в себе требуемые благоприятные мутации?!
Этот поразительный факт однозначно указывает на наличие в мире определенной и разумной программы развития, то есть Провидения, которое и называется Промыслом Божьим.

7. "Трансцендентальное" доказательство существования идеального мира и Бога отчасти было открыто Кантом и может быть представлено следующим образом: существует мир вне пространства и времени - духовный мир, мир интеллекта, мысли и свободы воли, - что доказывается наличием в каждом человеке мыслей, которые могут относиться к прошлому и будущему, то есть "путешествовать" в прошлое и будущее, а также мгновенно переноситься в любую точку пространства.
Каждый из нас, обратив сознание к источнику возникновения своих мыслей, может без труда заметить, что они появляются как бы откуда-то извне, мысль оказывается как бы проецируемым откуда-то духовным лучом, который освещает материальное бытие как солнечный зайчик - его никак, никому и никогда не удается накрыть рукой, он всегда оказывается сверху...
Таким образом человеческая мысль, якобы рождающаяся в мозгу, оказывается одновременно внутри и вне материи - она будто бы возникает благодаря нейрофизиологическим процессам в тканях мозга, окружена костями черепа, но, одновременно, принципиально существует вне любой материи, вне пространства и времени.
Благодаря этому человек ясно сознает, что обладает духовной природой, которая принципиально иная, чем физический мир, который его окружает. Но из этого следует, что эта иная природа, этот Дух, проявлением которой является человек, так же обладает и разумом, и свободой воли, как сам человек.

8. Следующее доказательство можно было бы, наверное, назвать "креационистским" - оно основывается на факте существования в природе организмов и живых систем, которые принципиально не могут развиться в подобное целое из частей эволюционным путем так, как считает дарвинизм, а могут быть только созданы вместе, как именно такое органическое целое.
К ним, например, может быть отнесена взаимосвязанная система сердца, легких и кровообращения у живых существ: невозможно представить, чтобы сначала, предположим, появилось одно только кровообращение без сердца, затем к нему постепенно "приставилось" сердце и начало перекачивать кровь и только после этого начали развиваться легкие.

9. Доказательство существования Бога и духовного мира из личного опыта - большинство людей встречалось в своей жизни со "странными" проявлениями божественного и сверхчеловеческого: как благотворного, Божественного, так и зловредного, демонического, или, наверное, чаще всего, того и другого вместе.
Чтобы не касаться для многих сомнительных "преданий старины глубокой", расскажу о случае, который произошел с моим коллегой. Он происходил из верующей семьи, но в свое время много лет преподавал "научный атеизм" в ВУЗе и, как большинство советских интеллигентов, вел отнюдь не благочестивый образ жизни. Пережив несколько личных трагедий, он осознал порочность своей жизни и решил пойти в храм.
- Когда батюшка, - рассказывал он мне, - прочитал над моей головой молитву, отпускающую грехи, и я стал вставать на ноги, какая-то неведомая сила внезапно стала бросать меня из сторону в сторону так, что я не мог стоять на ногах: прихожане поддерживали меня с обеих сторон, у меня тряслись колени и, в довершение всего, меня неожиданно охватила странная слабость. Так я впервые на самом себе ощутил демонов, находящихся в грешнике, - заключил он.
Подобных примеров можно было бы привести довольно много.

10. Доказательство от существования у ВСЕХ наций и народов представлений о Боге и сверхчеловеческих силах в той или иной форме; если индивидуумы-атеисты и встречаются у многих народов, то "атеистических" наций на Земле не бывает.

11. Доказательство от веры в Бога большинства выдающихся гениев человечества. Например, абсолютного большинства Нобелевских лауреатов.
Следует также помнить, что все ученые, способствовавшие своими открытиями появлению и развитию современной науки (Коперник, Кеплер, Ньютон, Бойль, Бэкон, Пастер, Эйнштейн) верили в Бога.
Так, родоначальник современной химии Роберт Бойль (1627-1691) начинал каждый день с молитвы; более того, 2/3 доходов его имения в Ирландии шли на помощь бедным и поддержку Церкви, а 1/3 - на распространение христианства и миссионерскую деятельность среди индейцев.
Френсис Коллинз, один из основателей генетики, говорил: "Когда мы узнаем о человеческом геноме что-то новое, я каждый раз испытываю чувство благоговения от того, что человечество теперь знает нечто такое, что до сих пор знал только лишь Бог. Я не верю в то, что научные исследования могут как-то угрожать Богу. Напротив, я думаю, что Бог только выигрывает от нашего любопытства".

12. Несомненным доказательством бытия Бога является также регулярное появление в истории человечества великих святых и религиозных деятелей, которые непосредственно имеют духовные откровения свыше и свидетельствуют тем самым о Его бытии.
Это не только такие пророки, как, например, Моисей, Исайя, Иезекииль, постоянно общавшиеся с Богом, но и праведники, озарявшие и направлявшие своим светом жизнь людей во все времена.
Возможно, достаточно будет просто напомнить читателю о таких великих русских святых, как Серафим Саровский или Иоанн Кронштадский, чтобы понять, что Бог и сейчас так же часто обращается к нам, как и в далекие библейские времена, - были бы глаза, чтобы видеть и уши, чтобы слышать.
Бог всегда с нами, это мы, по своей немощи, то удаляемся, то вновь пытаемся возвратиться к Нему.

13. Доказательство от противного: трагическая судьба проектов (и, часто, собственной жизни и судьбы) выдающихся атеистов. Самым ярким примером здесь может быть пример "дела Ленина-Сталина" и их последователей, впервые в истории попытавшихся построить атеистическое государство на "научной основе" как на территории России, так и других стран Европы и Азии.
Трагичной оказалась, например, и судьба самого лучшего философа-материалиста СССР Эвальда Васильевича Ильенкова, сына известного советского писателя, лауреата Сталинской премии по литературе. Всю жизнь обосновывая атеистический тезис о "саморазвитии материи", которая для своего существования не нуждается ни в каком духовном основании, Эвальд Васильевич нигде не мог найти в советской атеистической действительности нравственной опоры, впал в глубокую депрессию и покончил особой...

14. Широко известно и "этическое доказательство" бытия сверхчувственного мира, которое исходит из объективного существования морали и этических законов, регулирующих поведение человеческих существ.
Исследования многих философов указывают на то, что события и воздействия окружающей среды только до определенной степени могут предопределять поведение людей и принуждать их к тем или иным поступкам: как бы ни было сильно давление извне, у человека всегда есть возможность разорвать причинно-следственную связь, которой подчиняется неразумная природа и поступить как свободное существо, то есть как существо иного, нездешнего мира!
Для иллюстрации этого можно привести простой пример: почему одни люди подают милостыню, а другие нет? Казалось бы, последние поступают вполне логично и разумно - зачем же расставаться со своими средствами, деньгами, заведомо зная, что вы не получите никакой компенсации?!
Так что же принуждает первых все-таки подавать милостыню, иногда даже в значительных размерах? В физическом мире, в природе нет ничего, что могло бы объяснить подобное "нелогичное" поведение - это объяснение лежит вне этого, в сверхчувственном мире, где находятся великие нравственные идеи любви, добра и милосердия.
К этому же типу доказательств бытия Бога относится и знаменитое рассуждение Иммануила Канта, ясно показавшего, что человек в своих поступках и действиях руководствуется ценностями, которые не принадлежат материальному миру.

15. Большое распространение получило также доказательство бытия Бога под названием "эстетический аргумент", которое гласит: в природе существует удивительная сверхъестественная красота звездного неба, закатов и рассветов, Северного сияния, гармоничных картин природы, совершенного устройства прекрасных тел живых существ и т.д., которая будто специально предназначена для эстетического наслаждения разумного существа - человека - потому что помимо него в самой природе созерцать ее просто некому.
Уже упоминавшийся Роберт Бойль испытывал такое благоговение перед красотой природы, что часто говорил: "Когда я изучаю книгу природы... то часто принужден воскликнуть вместе с псалмопевцем: О, сколь многообразны Твои творения, Господи, в мудрости Твоей Ты создал их всех!"

16. Доказательство бытия Бога "от реального к абсолютному совершенству", его выдвинул Фома Аквинский: в природе существует ясно наблюдаемая градация совершенства внутри различных видов бытия, которая может быть понята только при наличии абсолютно совершенного Существа, то есть Бога.
Это доказательство сначала может показаться довольно сложным, но простой пример поможет понять его суть: если у вас есть линейка, предположим, длиной в 30 сантиметров, а у вашего коллеги - в 50 см, если существуют свернутые в рулончики метры и другие средства измерения, то все это есть только потому, что реально существуют размерность пространства (его протяженность в разных направлениях) и идея длины.
Точно так же можно было бы привести аналогичные примеры с мерами веса, времени и т.п. Но в природе наблюдаются и более сложные виды градаций, среди которых уникальное место принадлежит "восходящей лестнице" совершенства как в неживой и живой природе, так и в человеческом обществе, а также среди самих людей: есть, к примеру говоря, кривые и уродливые деревца, есть обычные, ничем не примечательные, есть "просто" красивые, но встречаются и необычно прекрасные, совершенные экземпляры. И так не только среди различных видов деревьев, но и среди различных пород рыб, зверей, внутри человеческих рас и т.д. - повсюду можно найти более и менее совершенные особи. Но эти разные степени совершенства в неживой природе (например, среди камней!), между отдельными видами предметов, живых существ и т.п., не могли бы существовать, если бы для них не было реально существующей меры абсолютного совершенства, которую, правда, мы не находим в материальном мире, но которая не может не существовать, и это совершенство - Бог!
В этом и заключается суть данного доказательства.
Таким образом, мы видим, что откуда бы и как бы мы ни начали рассматривать окружающий человека мир, все дороги неизбежно ведут к Тому, Кто его создал и украсил, Кто его постоянно поддерживает и направляет, и без Кого он бы не мог просуществовать и мгновения - к Богу.

Автор: ХЛЕБНИКОВ Георгий

Источник: www.foma.ru

"Мысли на каждый день года" свт. Феофана Затворника

<Первосвятитель> <Архиерей> <Настоятель> <Службы> <О приходе> <Приходы Австрии> <Молитвы> <Изба-читальня> <Публикации> <Для детей> <Иконы> <Ссылки> <Аудиозаписи> <Фотографии> <Контакт> <Карта> <Жертвователю> <Издатель>

Русский Православный Приход Покрова Пресвятой Богородицы в Граце (Московский Патриархат)
Шацкаммеркапелла, Марияхильферплац 3, 8020 Грац
Телефон настоятеля: +43 676 394 73 34
***
Данная страница в обоих её языковых вариантах
издаётся по благословению его Высокопреосвященства Марка, архиепископа Егорьевского

E-Mail: Пожалуйста, нажмите здесь!

Страница обновлена: 21.07.2010